позволяли мнѣ долго раздумывать и надо было немедленно принять опредѣленное рѣшеніе.
У меня было два выбора:
Немедленно сообщить оффиціальнымъ путемъ въ Финляндское консульство, т. е. открытымъ письмомъ черезъ администрацію тюрьмы, о полученномъ приговорѣ, и просить прислать мнѣ все необходимое для длительнаго пребыванія въ зимней полярной обстановкѣ. Пославъ такое извѣщеніе въ консульство, я могъ надчяться, что оно предприметъ рядъ мѣръ для защиты моихъ интересовъ такъ какъ съ окончаніемъ слѣдствія по моему „дѣлу“ и вступленіи въ силу административнаго приговора, т. е. безъ гласнаго суда, Финляндское дипломатическое представительство имѣло всѣ основанія настаивать или на разсмотрѣніи моего дѣла въ гласномъ судѣ, или на моемъ немедленномъ освобожденіи.
Но кто могъ поручиться, что администрація тюрьмы дѣйствительно пошлетъ мое письмо по назначенію? Тѣмъ больше я раздумывалъ, тѣмъ больше склонялся къ мысли, что посылать письмо въ консульство было бы съ моей стороны очень опрометчивымъ поступкомъ. Администрація тюрьмы по обыкновенію передала бы письмо въ Чеки, оно было бы пришито къ „дѣлу“, а я потерялъ бы безрезультатно дорогое время.
Было и другое обстоятельство, заставлявшее меня подыскивать какое-либо иное рѣшеніе: пока консульство будетъ вести переписку обо мнѣ по всевозможнымъ инстанціямъ, меня отправятъ на Соловки, море замерзнетъ въ концѣ ноября и я погибну, отрѣзанный отъ внѣшняго міра на 7 мѣсяцевъ, такъ какъ мнѣ никто не сможетъ помочь.
Наконецъ, въ моемъ сознаніи стало формулироваться еще одно соображеніе, пожалуй, самое главное: мое письмо въ консульство, съ просьбой прислать деньги и платье, явилось бы для Чеки явнымъ докательствомъ, что я примирился съ приговоромъ и готовъ безропотно его принять.
Поэтому я окончательно утвердился на рѣшеніи объявить смертельную голодовку. Какъ въ то время я былъ убѣжденъ, такъ и теперь, когда я пишу эти строки, я вполнѣ увѣренъ, что это рѣшеніе было са-
