Въ срединѣ сентября въ нашей камерѣ появился третій жилецъ: адъюнктъ Пулковской астрономической обсерваторіи, приватъ-доцентъ Подгорный. Еще черезъ два дня къ намъ вселили бывшаго чиновника дворцоваго вѣдомства Лапина.
Становилось тѣсно. Вскорѣ послѣ Лапина пришелъ еще одинъ, который назвалъ себя Богомоловымъ. Этотъ Богомоловъ велъ себя какъ-то очень странно, и у насъ создалось впечатлѣніе, что онъ нарочно подсаженъ къ намъ отъ Чеки, какъ шпіонъ. Сначала онъ напрашивался на откровенности къ Подгорному, а потомъ началъ приставать и ко мнѣ. Тѣснота, духота, неопредѣленность моего положенія сдѣлали меня опять очень нервнымъ, и кончилось тѣмъ, что я вспылилъ и поколотилъ Богомолова.
Послѣ этого инцидента мнѣ было невыносимо тяжело оставаться въ камерѣ, гдѣ нельзя было свободно повернуться: противная физіономія Богомолова вѣчно была передо мной. Поэтому я былъ очень радъ когда по жалобѣ, того же Богомолова, меня посадили въ карцеръ. Карцеръ оказался гораздо лучше чѣмъ тѣ обѣ секретки, въ которыхъ я отсидѣлъ почти два мѣсяца. Окна въ карцерѣ не было, но сгорѣла все время электрическая лампочка, было тепло, сухо и я былъ одинъ со своими мыслями. Въ карцерѣ мнѣ продержали пять дней, и на шестыя сутки меня опять вернули въ камеру № 163. Ни Богомолова, ни Подгорнаго уже не было, и я засталъ лишь Лапина и друга Чеснокова, которые восторженно меня привѣтствовали.
22-го сентября около 12-ти часовъ ночи Лапина вызвали изъ камеры безъ вещей и онъ больше къ намъ не вернулся. На слѣдующій день мы узнали на прогулкѣ, что и изъ другихъ камеръ были вызваны одновременно съ Лапинымъ его бывшіе коллеги, т. е. чиновники и мелкіе служащіе бывшей царской охраны. Они также какъ и Лапинъ, были вызваны спѣшно, безъ вещей, и больше не вернулись въ свои камеры. Уже впослѣдствіе, сидя въ отдѣленіи общихъ камеръ, я бывалъ неоднократно свидѣтелемъ, какъ разъ въ недѣлю, по четвергамъ, вызывали осужденныхъ на смертную казнь. Но объ этомъ я разскажу подробнѣе въ слѣдующихъ главахъ.