Англіи. Всѣ нити сходятся на васъ. Какъ вы переписывались съ вашей фирмой? По почтѣ?“
— „Пустяки говорите вы, а не я. Я переписывался по почтѣ“.
— „Неправда. За все время вашего пребыванія въ Россіи на ваше имя по почтѣ получено было всего три письма самаго обыденнаго содержанія. Вы же за все время отправили по почтѣ нѣсколько открытыхъ писемъ. Какъ вы вели дѣловую переписку?
„Я уже сказалъ вамъ, что по почтѣ. И какое вамъ дѣло до моихъ личныхъ дѣлъ? Вы не смѣете меня здѣсь держать и кто вамъ далъ право чинить мнѣ допросъ?“
— „Вотъ что, гражданинъ Седергольмъ: Вы этотъ тонъ и манеру говорить бросьте! Это я вамъ совѣтую. Какъ вы вели вашу переписку съ заграницей?“
— „Я уже сказалъ вамъ, какъ. Иногда при случаѣ я пересылалъ мои письма съ кѣмъ нибудь изъ моихъ земляковъ, возвращавшихся въ Финляндію.
— „Съ кѣмъ именно?“
— „Ну, этого я не могу помнить, и это васъ совершенно не касается“.
— „Потрудитесь отвѣчать на мои вопросы, и я предлагаю вамъ измѣнить вашъ тонъ“.
Говоря это Мессингъ хлопнулъ рукой по столу и очень повысилъ голосъ.
— „Я вамъ совѣтую измѣнить вашъ тонъ, такъ какъ, хотя я въ вашей полной власти, и вы можете сдѣлать со мной все, что угодно, но пока я владѣю моими чувствами, я не могу допустить, чтобы со мной разговаривали такимъ тономъ, каковымъ себѣ позволяете говорить. Вы не имѣете права кричать на меня“.
— „Если вы убѣждены, — сказалъ Мессингъ, сразу сбавляя тонъ, — что мы можемъ сдѣлать съ вами все, что угодно, то вамъ прямой смыслъ быть откровеннымъ.“
— „Мнѣ не о чемъ разсказывать вамъ“.
— „Можете идти въ камеру. На дняхъ вамъ будетъ учиненъ формальный допросъ. Пока посидите и подумайте“.
Въ камерѣ всѣ мои три товарища не спали, ожидая моего возвращенія, но я отдѣлался нѣсколькими
