въ качествѣ какого-то оффиціальнаго представителя, какого-то польскаго учрежденія. Въ Петербургѣ онъ заболѣлъ и, разумѣется, вспомнивъ о своемъ русскомъ пріятелѣ докторѣ П., вызвалъ его къ себѣ. Докторъ нѣсколько разъ въ теченіе болѣзни поляка навѣщалъ его. Недавно Чеки „открыла“ очередной шпіонажъ въ пользу Польши, и, въ заброшенную сѣть, среди другихъ, попалъ и бѣдный докторъ П. По совѣтскому законодательству, каждый совѣтскій служащій обязанъ доносить своему прямому начальству о всякомъ разговорѣ съ иностранцемъ и о посѣщеніи таковыхъ. Разумѣется, это правило не всѣми выполняется, такъ какъ одни считаютъ для себя безопаснѣе умалчивать о случайныхъ встрѣчахъ съ иностранцами, а другіе же не дѣлаютъ этого просто изъ понятнаго чувства отвращенія къ доносамъ. Докторъ не донесъ по начальству о посѣщеніи имъ своего польскаго паціента и теперь несчастный человѣкъ ожидалъ для себя самыхъ ужасныхъ послѣдствій.
Въ камерѣ было ужасно тѣсно и благодаря герметически закрытому окну воздухъ не вентилировался.
Поздно ночью, часа въ три — четыре меня вызвали на допросъ, но противъ обыкновенія, меня повели не въ корридоръ, гдѣ были расположены камеры слѣдователей, а въ кабинетъ начальника тюрьмы.
Какъ ужасно дѣйствуютъ на нервы эти ночные допросы! Я вполнѣ понимаю, что слабонервные люди съ повышенной впечатлительностью, въ концѣ концовъ доходятъ до полнаго иступленія и даже клевещутъ на самихъ себя, лишь бы окончить эту моральную пытку и такъ или иначе придти къ какому нибудь опредѣленному концу.
Тускло освѣщаютъ лампочки, замершіе въ мертвящей могильной тишинѣ, длинные корридоры съ висящими въ воздухѣ желѣзными галлереями. Вдругъ остро прорѣзаетъ тишину чей то заглушенный истерическій крикъ. За поворотомъ корридора слышенъ звукъ открываемой двери и провожатый останавливается, какъ вкопанный. Это выводятъ на допросъ или приводятъ съ допроса „секретниковъ“ и мы не должны ихъ видѣть. Внизу, чуть пройдя мою бывшую камеру, на асфальтовомъ полу я замѣтилъ громадное
