Не столько сама потеря тѣни огорчала его, какъ то обстоятельство, что въ холодныхъ странахъ разсказывается одна общеизвѣстная исторія о человѣкѣ безъ тѣни. Если теперь ученый пріѣдетъ домой и разскажетъ, что съ нимъ случилось, то скажутъ, что это только подражаніе, и это ему не нравилось. Поэтому онъ постановилъ совершенно не говорить объ этомъ, и это было вполнѣ благоразумно.
Вечеромъ онъ снова вышелъ на свой балконъ, свѣтъ онъ совершенно вѣрно поставилъ позади себя, ибо онъ зналъ, что тѣнь всегда хочетъ, чтобы ея господинъ былъ для нея ширмой, — но онъ однако не могъ ее вызвать. Онъ дѣлалъ себя большимъ, онъ дѣлалъ себя маленькимъ, но никакая тѣнь не являлась, никакая тѣнь не показывалась. Онъ сказалъ: „Гм, гм!“ но ничего не помогло.
Это было конечно досадно, но въ теплыхъ странахъ слава Богу все ростетъ скоро, и по истеченіи одной недѣли онъ замѣтилъ съ большимъ удовольствіемъ, что изъ ногъ выростаетъ ему новая тѣнь, когда онъ выходитъ на свѣтъ; корень вѣрно остался. По истеченіи трехъ недѣль онъ уже имѣлъ не слишкомъ маленькую тѣнь, а когда онъ обратно поѣхалъ домой въ холодныя страны, она въ дорогѣ все больше и больше росла, такъ что она наконецъ сдѣлалась такою длинною и большою, что уже половины было-бы достаточно.
Такъ ученый возвратился въ свой край, писалъ книги о правдѣ въ мірѣ, о хорошемъ и прекрасномъ, и такъ онъ проводилъ дни и годы; прошло много лѣтъ.
Не столько сама потеря тени огорчала его, как то обстоятельство, что в холодных странах рассказывается одна общеизвестная история о человеке без тени. Если теперь учёный приедет домой и расскажет, что с ним случилось, то скажут, что это только подражание, и это ему не нравилось. Поэтому он постановил совершенно не говорить об этом, и это было вполне благоразумно.
Вечером он снова вышел на свой балкон, свет он совершенно верно поставил позади себя, ибо он знал, что тень всегда хочет, чтобы её господин был для неё ширмой, — но он однако не мог ее вызвать. Он делал себя большим, он делал себя маленьким, но никакая тень не являлась, никакая тень не показывалась. Он сказал: „Гм, гм!“ но ничего не помогло.
Это было конечно досадно, но в тёплых странах слава Богу всё растёт скоро, и по истечении одной недели он заметил с большим удовольствием, что из ног вырастает ему новая тень, когда он выходит на свет; корень верно остался. По истечении трёх недель он уже имел не слишком маленькую тень, а когда он обратно поехал домой в холодные страны, она в дороге всё больше и больше росла, так что она наконец сделалась такою длинною и большою, что уже половины было бы достаточно.
Так ученый возвратился в свой край, писал книги о правде в мире, о хорошем и прекрасном, и так он проводил дни и годы; прошло много лет.
