что тамъ вѣдь не видно ни одной особы, а что касается музыки — онъ находитъ ее отвратительно скучной. Это такъ, какъ если кто-нибудь повторяетъ пьесу, которая для него слишкомъ трудна и которой онъ не можетъ научиться, вѣчно та-же пьеса. „Я всетаки справлюсь съ ней!“ говоритъ онъ, но онъ всетаки съ ней не справляется, какъ долго онъ ни играетъ“.
Однажды ночью чужеземецъ проснулся; онъ спалъ при открытыхъ дверяхъ балкона, занавѣсы у дверей раздвинулись отъ вѣянія вѣтра, и ему показалось, что съ противоположнаго балкона доходитъ удивительный блескъ. Всѣ цвѣты блистали въ самыхъ великолѣпныхъ краскахъ, и въ срединѣ между цвѣтами стояла стройная милая дѣва, которая, казалось, тоже испускала блескъ. Глаза ученаго были совершенно ослѣплены этимъ, и не удивительно, ибо онъ ихъ дѣйствительно слишкомъ сильно открылъ, и къ тому же онъ еще былъ со сна. Однимъ прыжкомъ онъ былъ на полу, очень тихо онъ сталъ за занавѣсомъ, но дѣвы уже не было, блескъ погасъ. Цвѣты уже больше не блистали, но они стояли еще въ своей прежней красотѣ. Двери были не совсѣмъ закрыты, и глубоко изъ - внутри раздавалась тихая и пріятная музыка, которая могла вы звать самые сладкіе сны. Это было дѣйствительно нѣчто волшебное. Кто могъ тамъ жить? Гдѣ былъ входъ? Въ партерѣ были только магазинъ при магазинѣ, и было вѣдь невозможно, чтобы люди всегда пробѣгали черезъ эти магазины.
Однажды вечеромъ чужеземецъ сидѣлъ на своемъ балконѣ, за нимъ въ комнатѣ горѣлъ свѣтъ,
что там ведь не видно ни одной особы, а что касается музыки — он находит ее отвратительно скучной. Это так, как если кто-нибудь повторяет пьесу, которая для него слишком трудна и которой он не может научиться, вечно та же пьеса. „Я всётаки справлюсь с ней!“ говорит он, но он всё-таки с ней не справляется, как долго он ни играет“.
Однажды ночью чужеземец проснулся; он спал при открытых дверях балкона, занавесы у дверей раздвинулись от веяния ветра, и ему показалось, что с противоположного балкона доходит удивительный блеск. Все цветы блистали в самых великолепных красках, и в средине между цветами стояла стройная милая дева, которая, казалось, тоже испускала блеск. Глаза учёного были совершенно ослеплены этим, и не удивительно, ибо он их действительно слишком сильно открыл, и к тому же он ещё был со сна. Одним прыжком он был на полу, очень тихо он стал за занавесом, но девы уже не было, блеск погас. Цветы уже больше не блистали, но они стояли ещё в своей прежней красоте. Двери были не совсем закрыты, и глубоко изнутри раздавалась тихая и приятная музыка, которая могла вызвать самые сладкие сны. Это было действительно нечто волшебное. Кто мог там жить? Где был вход? В партере были только магазин при магазине, и было ведь невозможно, чтобы люди всегда пробегали через эти магазины.
Однажды вечером чужеземец сидел на своём балконе, за ним в комнате горел свет,
