интересъ къ мемуарамъ и разсказамъ прошедшихъ лѣтъ, воспоминанія камер-пажа, конечно, не могутъ имѣть значенія историческаго интереса, но для многихъ онѣ возбудятъ въ памяти былые дни ихъ жизни, ихъ молодости, съ которыми соединены и ихъ лучшія воспоминанія.
Годы, къ которымъ относятся мои воспоминанія, вспоминались всегда съ любовью императоромъ Николаемъ — и онъ считалъ ихъ своими лучшими годами.
При представленіи моемъ императрицѣ Александрѣ Ѳедоровнѣ, въ 1843 году, въ Твери, уже командиромъ Гусарскаго великаго князя Михаила Павловича полка, государыня прямо встрѣтила меня словами:
— Ah bonjour, mon vieux, vieux page. Mon fils m’a dit, que je Vous trouverai ici et déjà comme général.
— Mais Votre Majesté, — отвечал я, — il y a plus de vingt cinq ans, que j’avais le bonheur de Vous servir comme page.
— Ali c’est vrai! Oh le bon, le bon vieux temps.
Эти слова императрицы я ставлю эпиграфомъ къ воспоминаніямъ камер-пажа.
интерес к мемуарам и рассказам прошедших лет, воспоминания камер-пажа, конечно, не могут иметь значения исторического интереса, но для многих они возбудят в памяти былые дни их жизни, их молодости, с которыми соединены и их лучшие воспоминания.
Годы, к которым относятся мои воспоминания, вспоминались всегда с любовью императором Николаем — и он считал их своими лучшими годами.
При представлении моем императрице Александре Федоровне, в 1843 году, в Твери, уже командиром Гусарского великого князя Михаила Павловича полка, государыня прямо встретила меня словами:
— Ah bonjour, mon vieux, vieux page. Mon fils m’a dit, que je Vous trouverai ici et déjà comme général.
— Mais Votre Majesté, — отвечал я, — il y a plus de vingt cinq ans, que j’avais le bonheur de Vous servir comme page.
— Ali c’est vrai! Oh le bon, le bon vieux temps.
Эти слова императрицы я ставлю эпиграфом к воспоминаниям камер-пажа.
Отецъ мой, отставной маіоръ, былъ помѣщикъ Полтавской губерніи. Родственныя отношенія моего дѣда къ гр. Разумовскому, любимцу императрицы Елисаветы, открыли моему отцу начало къ блестящей карьерѣ, которою въ то время пользовались лишь знатнѣйшія и вліятельнѣйшія дворянскія фамиліи. Записанный съ малолѣтства въ л.-гв. Измайловскій полкъ, онъ 10-ти лѣтъ вступилъ сержантомъ на службу; но вскорѣ перешелъ въ легко-конный малороссійскій полкъ маіоромъ и затѣмъ, по случаю смерти моего дѣда, оставилъ службу и поселился въ своемъ переяславльскомъ имѣніи.
Переяславль, въ то время, имѣлъ своего коменданта въ лицѣ полковника Якова Максимовича фон-Фока, служившаго въ арміи фельдмаршала Румянцева и, должно полагать, служившаго хорошо и честно, потому что Румянцевъ полюбилъ его, доставилъ ему это мѣсто, а потомъ сдѣлалъ главноуправляющимъ своего огромнаго гомельскаго имѣніи, пожалованнаго ему Екатериною II. У фон-Фока было много дѣтей. Изъ нихъ я упомяну только о моемъ дядѣ, Максимѣ Яковлевичѣ — бывшемъ начальникѣ III отдѣленія собственной его величества канцеляріи, о которомъ такъ сочувственно отзывается Гречъ въ своихъ запискахъ, и о его двухъ сестрахъ: Евѣ Яковлевнѣ — моей матери и Елисаветѣ Яковлевнѣ, вышедшей замужъ за Карла Ѳедоровича Багговутъ, впослѣдствіи героя отечественной войны, родству съ которымъ я и обязанъ опредѣленію меня въ пажескій корпусъ, и о которыхъ потому позволю себѣ поговорить немного подробнѣе.
Изъ патента, сохраняющагося у меня, видно, что маркграфъ аншпах-байрейтской службы, капитанъ Карлъ-Густавъ фон-Багговутъ принятъ въ россійскую службу подпоручикомъ 1779 г., марта 4-го дня.[1] Когда онъ познакомился съ семействомъ фон-Фока, онъ служилъ уже капитаномъ въ арміи Румянцева, въ Сибирскомъ гренадерскомъ полку кн. Дашкова, который квартировалъ въ Кіевѣ, гдѣ и женился на Елисаветѣ Яковлевнѣ. Ихъ взаимная привязанность осталась неизмѣнною до того рокового дня, когда французское ядро вырвало его изъ рядовъ защитниковъ русской земли. У меня хранятся письма Карла Ѳедоровича къ его женѣ, и послѣднее его письмо, за три дня до тарутинской битвы, также нѣжно, также наполнено изліяніями горячей любви и тоски о разлукѣ, какъ и письмо 1794 г., когда онъ въ первой разъ былъ разлученъ съ своею молодою женою.
Въ 1794 году Багговугъ, съ своимъ полкомъ, стоялъ въ Варшавѣ. Неожиданно ночью подъ свѣтлый праздникъ ударили тревогу и Варшава разразилась бунтомъ. Нашъ небольшой гарнизонъ, застигнутый въ расплохъ, долженъ былъ ее оставить и малыми частями пробиваться за Вислу, а наши военныя дамы: княгиня Гагарина, Чичерина, Багговутъ и другія остались въ Варшавѣ плѣнницами поляковъ. Ихъ помѣстили въ королевскомъ замкѣ, не выпускали изъ стѣнъ его и грубо повѣряли каждый вечеръ перекличкой. Печально было положеніе плѣнницъ, въ чи-
- ↑ Отецъ моего дяди, генерала Багговута по примѣру многихъ того времени дворянъ, какъ русскихъ, такъ въ особенности остзейскихъ губерній, купилъ для четырехъ своихъ сыновей патенты на военные чины аншпах-байрейтской службы, въ которой они однако-жъ никогда не состояли. Таковые патенты можно было пріобрѣтать у разныхъ мелкихъ германскихъ владѣтелей и этотъ не всѣмъ вообще доступный способъ для поступленія въ россійскія войска прямо съ офицерскимъ чиномъ — правительствомъ допускался.
Примъ. Гр. В. Ѳ. Адлерберга 1-го.
Отец мой, отставной майор, был помещик Полтавской губернии. Родственные отношения моего деда к гр. Разумовскому, любимцу императрицы Елисаветы, открыли моему отцу начало к блестящей карьере, которою в то время пользовались лишь знатнейшие и влиятельнейшие дворянские фамилии. Записанный с малолетства в л.-гв. Измайловский полк, он десяти лет вступил сержантом на службу; но вскоре перешел в легко-конный малороссийский полк майором и затем, по случаю смерти моего деда, оставил службу и поселился в своем переяславльском имении.
Переяславль в то время имел своего коменданта в лице полковника Якова Максимовича фон Фока, служившего в армии фельдмаршала Румянцева и, должно полагать, служившего хорошо и честно, потому что Румянцев полюбил его, доставил ему это место, а потом сделал главноуправляющим своего огромного гомельского имении, пожалованного ему Екатериною II. У фон Фока было много детей. Из них я упомяну только о моем дяде, Максиме Яковлевиче — бывшем начальнике III отделения собственной его величества канцелярии, о котором так сочувственно отзывается Греч в своих записках, и о его двух сестрах: Еве Яковлевне — моей матери и Елисавете Яковлевне, вышедшей замуж за Карла Федоровича Багговут, впоследствии героя Отечественной войны, родству с которым я и обязан определению меня в пажеский корпус, и о которых потому позволю себе поговорить немного подробнее.
Из патента, сохраняющегося у меня, видно, что маркграф аншпах-байрейтской службы, капитан Карл-Густав фон Багговут принят в российскую службу подпоручиком 1779 г., марта 4-го дня.[1] Когда он познакомился с семейством фон Фока, он служил уже капитаном в армии Румянцева, в Сибирском гренадерском полку кн. Дашкова, который квартировал в Киеве, где и женился на Елисавете Яковлевне. Их взаимная привязанность осталась неизменною до того рокового дня, когда французское ядро вырвало его из рядов защитников русской земли. У меня хранятся письма Карла Федоровича к его жене, и последнее его письмо, за три дня до Тарутинской битвы, так же нежно, так же наполнено излияниями горячей любви и тоски о разлуке, как и письмо 1794 г., когда он в первой раз был разлучен с своею молодою женою.
В 1794 году Багговуг с своим полком стоял в Варшаве. Неожиданно ночью под светлый праздник ударили тревогу и Варшава разразилась бунтом. Наш небольшой гарнизон, застигнутый врасплох, должен был ее оставить и малыми частями пробиваться за Вислу, а наши военные дамы: княгиня Гагарина, Чичерина, Багговут и другие остались в Варшаве пленницами поляков. Их поместили в королевском замке, не выпускали из стен его и грубо поверяли каждый вечер перекличкой. Печально было положение пленниц, в чи-
- ↑ Отец моего дяди, генерала Багговута по примеру многих того времени дворян как русских, так в особенности остзейских губерний, купил для четырех своих сыновей патенты на военные чины аншпах-байрейтской службы, в которой они однако ж никогда не состояли. Таковые патенты можно было приобретать у разных мелких германских владетелей и этот не всем вообще доступный способ для поступления в российские войска прямо с офицерским чином — правительством допускался.
Прим. гр. В. Ф. Адлерберга 1-го.
