Страница:Воспоминания первого каммер-пажа великой княгини Александры Федоровны. 1817-1819 (Дараган, 1875).pdf/17

Эта страница была вычитана


махъ, внимательное любопытство и симпатію, съ нами старались познакомиться, на насъ засматривались, насъ ласкали. Это было время Грибоѣдовской Москвы, когда

«Кричали женщины: ура!
«И въ воздухъ чепчики бросали.»

Наконецъ 30-го сентября государь и императорская фамилія прибыли въ Москву. На другой день, съ ранняго утра, со всѣхъ концовъ Москвы волны народа устремились въ Кремль и скоро залили всю Кремлевскую площадь. Изъ оконъ дворца я любовался невиданнымъ мною дотолѣ зрѣлищемъ. Все пространство до рѣки было покрыто сплошною массою народа и только виднѣлись однѣ поднятыя вверхъ головы съ глазами, устремленными на дворецъ. Все это стояло въ безмолвномъ ожиданіи выхода царя.

Въ 10 часовъ государь, въ сопровожденіи обѣихъ императрицъ, вышелъ на красное крыльцо. По древнему обычаю, поклонился онъ на три стороны народу. Не одинъ обычный крикъ ура! встрѣтилъ и сопровождалъ императорское семейство до вступленіи его въ Успенскій соборъ. Нѣтъ, тутъ вырывались слова любви изъ души восторженнаго народа. «Да здравствуетъ государь! да здравствуетъ нашъ отецъ! наше красное солнышко! наши желанные!» На глазахъ обѣихъ императрицъ и великой княгини показались слезы. Всѣ присутствовавшіе были тронуты.

Нынѣшнее поколѣніе не можетъ представить себѣ всю силу этого народнаго восторга. Воспоминаніе славной отечественной войны все болѣе и болѣе заслоняется другими славными дѣлами въ жизни Россіи. Но тогда отечественная война была событіемъ дня. Живы были дѣятели ея, живы были пострадавшіе отъ нея, жертвовавшіе, кто своимъ состояніемъ, кто жизнію своихъ дѣтей и близкихъ. Народъ вѣровалъ, что Наполеонъ былъ тотъ антихристъ, о которомъ пророчествуетъ апокалипсисъ и пришествіе котораго предвозвѣстила страшная небесная звѣзда съ хвостомъ: зналъ, что онъ побѣжденъ его царемъ Благословеннымъ, и при встрѣчѣ этого побѣдителя, этого царя-ангела, какъ тогда часто называли Александра, имъ овладѣлъ неизъяснимый восторгъ.

Съ прибытіемъ двора началась и наша служба. Государь, не желая, чтобы мы оставались вовсе безъ учебныхъ занятій, приказалъ причислить насъ къ школѣ колоновожатыхъ генерала Муравьева. Туда, каждое утро, въ придворной каретѣ привозили камер-пажей, свободныхъ отъ дворцовой службы.

Прежній Кремлевскій дворецъ былъ мало помѣстителенъ. Для великаго князя съ супругой было приготовлено Троицкое подворье, гдѣ помѣщеніе, хотя было просторнѣе, чѣмъ въ Павловскѣ, но не особенно роскошно. Вся императорская фамилія обѣдала почти ежедневно у императрицы Маріи Ѳедоровны; тутъ же обѣдало семейство герцога Виртембергскаго, брата императрицы.

Герцогъ Александръ Виртембергскій былъ тогда начальникомъ путей сообщенія. Это былъ молчаливый, плотный мужчина съ краснымъ лицомъ и съ шишкою на лбу, почему и прозвали его герцогъ Шишка. Семейство его составляли — его супруга, герцогиня Антуанетта, два сына. Александръ и Эрнестъ, состоявшіе — одинъ въ кавалергардскомъ, другой въ конногвардейскомъ полкахъ, и дочь принцеса Марія. Она была крестница императрицы, которая ее очень любила и всегда называла ma biche. Принцеса Марія была очень молода, свѣжа. Гибкость и стройность ея стана, застѣнчивость и какое-то особенное выраженіе пугливости во взорѣ точно напоминали свойства лани. Всѣ камер-пажи влюблялись въ нее, какъ тогдашніе юноши умѣли влюбляться — идеально, восторженно. Сидя за обѣдомъ возлѣ великаго князя Михаила Павловича, она все время краснѣла, улыбалась, слушая его шутки и каламбуры. Обѣдали за круглымъ столомъ; возлѣ императрицы Маріи Ѳедоровны, по правую руку, сидѣла императрица Елисавета Алексѣевна, по лѣвую — императоръ, подлѣ него — великая княгиня, великій князь, потомъ семейство герцога. Возлѣ императрицы Елисаветы князь Михаилъ Павловичъ. Служить за этимъ фамильнымъ столомъ было для меня наслажденіемъ. Стоя за стуломъ великой княгини, я могъ не только любоваться императоромъ, но могъ слышать каждое его слово, даже одиночный разговоръ съ великой княгиней. Она напоминала ему свою мать, прелестную Луизу, королеву прусскую, которой онъ былъ преданъ до ея смерти. Можетъ быть это воспоминаніе усиливало то рыцарское, нѣжное, задушевное обращеніе, съ которымъ онъ относился къ великой княгинѣ.

Императоръ въ это время былъ особенно занятъ выполненіемъ

Тот же текст в современной орфографии

мах, внимательное любопытство и симпатию, с нами старались познакомиться, на нас засматривались, нас ласкали. Это было время грибоедовской Москвы, когда

Кричали женщины: ура!
И в воздух чепчики бросали.

Наконец 30 сентября государь и императорская фамилия прибыли в Москву. На другой день, с раннего утра, со всех концов Москвы волны народа устремились в Кремль и скоро залили всю Кремлевскую площадь. Из окон дворца я любовался невиданным мною дотоле зрелищем. Все пространство до реки было покрыто сплошною массою народа и только виднелись одни поднятые вверх головы с глазами, устремленными на дворец. Все это стояло в безмолвном ожидании выхода царя.

В 10 часов государь, в сопровождении обеих императриц, вышел на Красное крыльцо. По древнему обычаю поклонился он на три стороны народу. Не один обычный крик ура! встретил и сопровождал императорское семейство до вступлении его в Успенский собор. Нет, тут вырывались слова любви из души восторженного народа. «Да здравствует государь! да здравствует наш отец! наше красное солнышко! наши желанные!» На глазах обеих императриц и великой княгини показались слезы. Все присутствовавшие были тронуты.

Нынешнее поколение не может представить себе всю силу этого народного восторга. Воспоминание славной Отечественной войны все более и более заслоняется другими славными делами в жизни России. Но тогда Отечественная война была событием дня. Живы были деятели ее, живы были пострадавшие от нее, жертвовавшие, кто своим состоянием, кто жизнию своих детей и близких. Народ веровал, что Наполеон был тот антихрист, о котором пророчествует апокалипсис и пришествие которого предвозвестила страшная небесная звезда с хвостом: знал, что он побежден его царем благословенным, и при встрече этого победителя, этого царя-ангела, как тогда часто называли Александра, им овладел неизъяснимый восторг.

С прибытием двора началась и наша служба. Государь, не желая, чтобы мы оставались вовсе без учебных занятий, приказал причислить нас к школе колоновожатых генерала Муравьева. Туда каждое утро в придворной карете привозили камер-пажей, свободных от дворцовой службы.

Прежний Кремлевский дворец был малопоместителен. Для великого князя с супругой было приготовлено Троицкое подворье, где помещение, хотя было просторнее, чем в Павловске, но не особенно роскошно. Вся императорская фамилия обедала почти ежедневно у императрицы Марии Федоровны; тут же обедало семейство герцога Виртембергского, брата императрицы.

Герцог Александр Виртембергский был тогда начальником путей сообщения. Это был молчаливый, плотный мужчина с красным лицом и с шишкою на лбу, почему и прозвали его герцог Шишка. Семейство его составляли — его супруга, герцогиня Антуанетта, два сына. Александр и Эрнест, состоявшие — один в кавалергардском, другой в конногвардейском полках, и дочь принцесса Мария. Она была крестница императрицы, которая ее очень любила и всегда называла ma biche. Принцесса Мария была очень молода, свежа. Гибкость и стройность ее стана, застенчивость и какое-то особенное выражение пугливости во взоре точно напоминали свойства лани. Все камер-пажи влюблялись в нее, как тогдашние юноши умели влюбляться — идеально, восторженно. Сидя за обедом возле великого князя Михаила Павловича, она все время краснела, улыбалась, слушая его шутки и каламбуры. Обедали за круглым столом; возле императрицы Марии Федоровны, по правую руку, сидела императрица Елисавета Алексеевна, по левую — император, подле него — великая княгиня, великий князь, потом семейство герцога. Возле императрицы Елисаветы князь Михаил Павлович. Служить за этим фамильным столом было для меня наслаждением. Стоя за стулом великой княгини, я мог не только любоваться императором, но мог слышать каждое его слово, даже одиночный разговор с великой княгиней. Она напоминала ему свою мать, прелестную Луизу, королеву прусскую, которой он был предан до ее смерти. Может быть это воспоминание усиливало то рыцарское, нежное, задушевное обращение, с которым он относился к великой княгине.

Император в это время был особенно занят выполнением