себя очень тяжело, особенно на утренней зарѣ. Нельзя было усидѣть за дремотою ни на лошади, ни на лафетѣ. Случалось, что солдаты, идя, забывались и падали, что особенно было замѣтно въ пѣхотѣ. Одинъ упадетъ—задѣнетъ другаго, тотъ опять—двухъ, трехъ и такъ далѣе. Падали цѣлыми десятками съ ружьями со штыками; но при этомъ никогда не было несчастныхъ случаевъ. Мы, офицеры, тогда еще не приноровились спать на лафетахъ, но послѣ такъ привыкли, что отлично спали по цѣлымъ ночамъ.
Въ этомъ походѣ, не помню гдѣ именно, захваченъ былъ въ плѣнъ отрядъ французскихъ конно-егерей человѣкъ тридцать или сорокъ. Когда проходилъ корпусъ, то они лежали при корпусной квартирѣ, подлѣ дороги, большею частію подперли голову рукой и смотрѣли на насъ грозно съ гордымъ и презрительнымъ видомъ. Проходя, и мы останавливались и смотрѣли въ первый разъ на плѣнныхъ французовъ. Это былъ видный народъ, хорошо и опрятно одѣтый. Ни на одномъ изъ насъ, офицеровъ, не было такой одежды. Досадно было намъ смотрѣть на ихъ гордость; нѣкоторые изъ офицеровъ даже пробовали ихъ дразнить. Одинъ изъ адъютантовъ, кажется генерала Капцевича, подъѣхалъ, и, видно тоже раздосадованный, сказалъ по-французски: «Смотрите вы молодцами, а отдались въ плѣнъ—не умѣли умереть!..» Тутъ надо было посмотрѣть, какъ они освирѣпѣли и принялись насъ бранить; а намъ было весело смотрѣть на ихъ безсильную злобу. Впослѣдствіи плѣнные французы смотрѣли уже не такъ грозно и мы не съ презрѣніемъ, но съ сожалѣніемъ смотрѣли на несчастныхъ.
Такимъ образомъ нашъ 6-й корпусъ увернулся отъ французовъ безъ всякой потери и благополучно прибылъ къ Двинѣ, близь Дриссы. Тамъ, въ укрѣпленномъ лагерѣ, мы застали всѣ корпуса первой арміи. Въ самомъ лагерѣ нашъ корпусъ не останавливался, а прошелъ чрезъ лагерь, пере-
