Было у насъ нѣсколько штукъ рогатаго скота, а потому варили кашу съ говядиной. Послѣ полудня услышали мы сзади пушечные выстрѣлы. Выстрѣлы все какъ будто приближались къ намъ и продолжались до самаго вечера; это были первые выстрѣлы, слышанные нами. Потомъ мы узнали, что сражался въ нашемъ аріергардѣ графъ Паленъ, удерживая при Михалишкахъ французовъ, напиравшихъ съ этой стороны на нашъ корпусъ. Французы старались отрѣзать и не допустить насъ соединиться съ арміей, которая отступала къ Свенцянамъ, чтобы тамъ дать сраженіе.
День или два не было дождя; погода и дорога поправились, и мы шли хотя большими переходами, но покойно. Генералы большею частію ѣхали верхомъ при своихъ мѣстахъ, иногда поодиночкѣ съ адъютантами, иногда по нѣскольку вмѣстѣ; они рѣдко уѣзжали впередъ. Генералъ Дохтуровъ ѣхалъ тоже съ небольшой свитой, обыкновенно въ сюртукѣ и фуражкѣ, а во время дождя въ черной косматой буркѣ. Онъ какъ-то разъ расположился отдыхать подлѣ самой дороги на коврѣ, подъ деревомъ. Не знаю, спалъ ли онъ или такъ лежалъ, но его сочли спящимъ. Всѣ проходившіе, какъ офицеры, такъ и солдаты, единодушно говорили: «Тише, тише, не шумите: Дохтуровъ спитъ—не разбудите».—Если онъ не спалъ, то ему лестно было слышать такое общее къ нему вниманіе. Правду сказать, всѣ его любили за его кротость и доброту, а что онъ былъ храбрый и распорядительный генералъ, это показали его дѣйствія въ главнѣйшихъ сраженіяхъ 1812 года.
Отъ послѣдней нашей дневки въ Ольшанахъ до самаго соединенія корпусовъ на Двинѣ, подъ Дриссой, нашъ корпусъ шелъ отдѣльно. Въ Ольшанахъ, читая манифестъ, думали, что идемъ къ Вильно для соединенія съ арміей, и надѣялись, что тамъ будетъ сраженіе или, по крайней мѣрѣ, будутъ по возможности удерживать непріятеля; а оказалось, что на другой же день французы начали отрѣзывать насъ по дорогѣ
