дешь ее?—Какой тебя лѣшій сюда носилъ»? А тотъ только смотритъ, вытараща глаза. Были такіе изъ солдатъ, что, увидѣвъ какого-нибудь замерзшаго француза, сидящаго подъ деревомъ съ открытыми глазами и ртомъ, подойдетъ къ нему и скажетъ: «Что вытаращилъ глаза? Чего не видалъ? Вишь оскалилъ зубы, да еще смѣется! Не хочешь ли покурить трубочки?»—Такихъ старые солдаты останавливали, говоря: «Что ругаешся, дуралей? Не угадалъ еще, что съ тобою будетъ?» И какіе люди были между этими несчастными! И молодые, и красивые, и видные, хотя и съ искаженными лицами; замѣтно было, что и не изъ послѣднихъ слоевъ общества. До настоящаго времени не выходятъ у меня изъ головы потрясающія душу слова: «O! monsieur, monsieur… O! mon Dieu, mon Dieu[1]».... съ которыми обращались эти несчастные къ проходившимъ офицерамъ и солдатамъ. Хотя мы насмотрѣлись уже тогда на убитыхъ и раненыхъ и привыкли къ ужасамъ, но не могли равнодушно смотрѣть на этихъ страдальцевъ. Видѣть въ страдальческомъ положеніи подобнаго себѣ и не имѣть средствъ помочь ему—ужасно! Что долженъ былъ чувствовать главный виновникъ такихъ несчастій Наполеонъ? У него, видно, была желѣзная душа, что онъ, послѣ такихъ ужасовъ, не угомонился, но еще собралъ армію и пустился воевать.
Когда мы остановились на квартирахъ, къ намъ много приходило французскихъ скитальцевъ. Имъ въ деревнѣ отвели особую избу, давали хлѣбъ и водку. Набралось ихъ человѣкъ двадцать и болѣе. Всѣ они были почти больны, но медицинскихъ средствъ у насъ рѣшительно не было. Мало изъ нихъ осталось въ живыхъ. Умершаго товарищи же выбрасывали вонъ безъ всякой церемоніи. Нашъ штабсъ-капитанъ навѣщалъ ихъ, съ нимъ ходилъ и я. Запахъ отъ нихъ былъ очень тяжелый. Нѣкоторые изъ этихъ несчастныхъ оказаслиь портными и сапожниками. Солдаты принимали ихъ къ
- ↑ фр. O! monsieur, monsieur… O! mon Dieu, mon Dieu — «О! господин, господин… О! боже мой, боже мой…» — Примечание редактора Викитеки.
