главною арміей по бревенчатымъ плавнымъ мостамъ, льду на рѣкѣ рѣшительно не было, а шелъ густой снѣгъ большими хлопьями. Всемъ извѣстно, что Наполеонъ строилъ мосты на Березинѣ, когда переправлялся черезъ нее; значитъ, морозы хотя и были, но самые малые.
Русская армія, отступая отъ самаго Нѣмана и Вильно до Москвы, разъединенная непріятельскими войсками, и по частямъ, и соединенно вездѣ отбивалась. Не только ни одинъ корпусъ, но даже отдѣльный отрядъ или партизанскій разъѣздъ не былъ уничтоженъ или разбитъ. Всѣ отступали съ большимъ трудомъ, но обыкновеннымъ порядкомъ; хотя часто шли и ночью, но всегда имѣли отдыхъ. Всѣ были раздражены нашествіемъ непріятеля и бѣдствіемъ Россіи. Полагали, что непріятели очень многочисленны, но Россію нужно отстоять, а потому не только не теряли духа, а еще болѣе укрѣплялись. Въ разныхъ битвахъ много теряли людей, знали, что еще будетъ много битвъ, всякій считалъ себя обреченнымъ на смерть и всѣ готовы были ее встрѣтить.
Подъ Бородиномъ были огромныя потери, но не смотря на это, фельдмаршалъ полагалъ возможнымъ сразиться на другой день, увѣренный въ отчаянной защитѣ войскъ. Если-бы на другой день онъ сразился, то вѣроятно наша армія была бы истреблена, а отъ французовъ остался бы только численный ихъ излишекъ, какихъ-нибудь тысячъ пятьдесятъ. Съ этими остатками едва ли осмѣлился бы Наполеонъ идти въ Москву, а еслибъ и пошелъ, то не удержался бы долго и послѣдствія были бы почти тѣ же самыя, какія и случились. За то какой бы памятникъ остался въ Россіи! Триста спартанцевъ легли въ Ѳермопилахъ и болѣе двухъ тысячъ лѣтъ сохранилась о томъ память. Памятникъ при Бородинѣ сохранился бы, пока существовала исторія и человѣчество. Въ сраженіи подъ стѣнами Москвы было бы тоже самое. Уныніе въ русской арміи появилось съ отдачей Москвы, но
