вая пасадка, и тамъ во мглѣ, что-то двигалось и шевелилось. Подъѣхалъ къ головѣ колоны генералъ Тормозовъ и другіе генералы съ своими свитами, и образовалась порядочная группа. Туда же подошли какъ пѣхотные, такъ и артиллерійскіе офицеры и смотрѣли на дорогу; но, несмотря на близость ея, трудно было разсмотрѣть, что по ней двигалось. Приказали кричать «ура!». И только-что прокричали, какъ со стороны дороги блеснулъ огонь и завизжало ядро, ударило впереди конной группы, подняло рикошетомъ снѣгъ и грязь и обдало ими всадниковъ. Многія лошади стали на дыбы и попятились назадъ, а одна и совсѣмъ упала. Съ какого-то генерала свалилась шапка. Къ счастію, ядро хотя и было направлено въ эту группу, однако никого не убило, а только одной лошади перебило ногу. Приказали выдвинуть наши восемь орудій впередъ, немного лѣвѣе колонны, и открыть огонь. Стрѣляли мы по дорогѣ, направляя выстрѣлы на блескъ огня отъ непріятельскихъ выстрѣловъ. При этомъ вотъ что случилось со мною. Нѣсколько зарядовъ, принятыхъ изъ парка подъ Малоярославцемъ, оказались испорченными, такъ что послѣ слабаго удара ядра падали недалеко отъ орудій и катились по снѣгу. «Что, думаю, если пріѣдетъ нашъ неугомонный генералъ Костенецкій? да онъ меня тутъ же смѣшаетъ съ грязью». И я боялся его больше, чѣмъ непріятельскихъ ядеръ. Къ счастію Костинецкій не пріѣхалъ, никто ничего не замѣтилъ и все прошло для меня благополучно, но послужило урокомъ, какъ должны мы быть ко всему внимательными, особенно относительно зарядовъ. Непріятели вскорѣ замолкли. Стало вечерѣть и колонны пошли впередъ по направленію къ большой дорогѣ. На ней увидѣли мы нѣсколько тащившихся и валявшихся французовъ и много разнаго обоза, какъ военнаго, такъ и частнаго—разныхъ экипажей, брикъ и повозокъ. Хотя строго было приказано солдатамъ не отходить отъ своихъ мѣстъ, однако,
