истребляли насѣкомыхъ надъ кострами, что однакожь дѣлали деньщики и съ нашимъ бѣльемъ. Деньщики полоскали его только въ холодной водѣ безъ мыла, просушивали у огня на рукахъ и подавали намъ, не гладивши. Сѣно для лошадей доставали безъ затрудненія, но немолоченные ржаные снопы, а особенно овсяные, предпочитали и старались преимущественно ихъ доставать. Овса въ зернѣ совсѣмъ не имѣли, и я даже не припомню достали ли мы его хоть разъ вовремя всего похода. Сухари и крупу имѣли для людей изъ полуфурковъ, которые на походѣ нѣсколько разъ пополнялись. Свѣжаго хлѣба ржанаго, а тѣмъ болѣе бѣлаго, совсѣмъ не видали. Говядину промышляли сами, и рѣдко оставались безъ нея, какъ офицеры, такъ и солдаты. Водку подвозили и выдавали очень рѣдко. Табаку не было почти совсѣмъ и солдаты очень скучали безъ него. Мы, офицеры, хотя и дорогой цѣной, но все же доставали его отъ маркитантовъ, а для солдатъ это было уже тяжело. Съ табакомъ мѣшали разные листья, а иногда курили и одни капустные. Дать солдату за какую-нибудь услугу на трубочку табаку—считалось большою милостью. Поднимались съ ночлеговъ до разсвѣта, шли большею частью днемъ, а на ночь дѣлали привалы, но часто шли и ночью. При нашемъ корпусѣ шелъ полкъ милиціи. Командиръ этого полка, старичекъ полковникъ, во время ночнаго похода къ Вязьмѣ, когда я только что собрался лечь на приготовленное мѣсто на лафетѣ, подошелъ ко мнѣ и сказалъ: «Ахъ, любезный артиллеристъ! позволь мнѣ немного отдохнуть на твоемъ мѣстѣ, я такъ изморился, что не могу сидѣть на лошади». Я не только уступилъ ему свое мѣсто, но еще приказалъ двумъ солдатамъ идти по сторонамъ и поддерживать его чтобъ онъ не могъ свалиться съ лафета. Онъ услышалъ это приказаніе и былъ чрезвычайно мнѣ благодаренъ. Я предложилъ ему и впередъ приготовлять для него мѣсто, когда вздумаетъ отдыхать. На послѣднемъ
