Дождь все продолжалъ идти. Полученъ былъ приказъ послать за пріемкою, привезенныхъ изъ Тулы, подковъ для лошадей. Досталось ѣхать мнѣ. Долго ѣздилъ я по заводамъ; всѣ отъ дождя попрятались, не у кого было ни о чемъ спросить, и, не добившись толку, я возвратился. Слѣдуемое количество подковъ принялъ уже на походѣ.
Узнали наконецъ что Наполеонъ поворотилъ на Смоленскую дорогу: значитъ струсилъ. Когда онъ ломился въ Москву, то самъ искалъ сраженій, а теперь избѣгаетъ и думаетъ какъ бы убраться: значитъ дѣла его плохи. Мы все еще полагали, что французы многочисленнѣе насъ, но о разстройствѣ и слабости ихъ армій уже догадывались. И тутъ же въ своихъ умахъ рѣшили неминуемую гибель французовъ.
Наконецъ выступила наша армія изъ полотняныхъ заводовъ и шла по направленію къ Вязьмѣ, на перерѣзъ французамъ. Переходы были не слишкомъ велики, но трудны. Часто шелъ дождь съ порывистыми холодными вѣтрами, и повсюду была грязь. Послѣ сдѣланнаго мнѣ замѣчанія полковымъ командиромъ, я уже всегда оставался на ночь при своихъ орудіяхъ, въ первой линіи; прочіе-же были во второй при своихъ полкахъ. Поужинавши вмѣстѣ, шелъ я къ своему мѣсту и такъ какъ былъ одинъ, то не дѣлалъ для себя шалаша, а располагался подъ лафетомъ или заряднымъ ящикомъ. Для того, чтобъ во время сна меня не прохватывалъ вѣтеръ, я приказывалъ выкапывать для себя яму по-колѣна глубиною, настилать туда соломы или сѣна, а иногда и набрасывать еще сверху, и въ этомъ логовищѣ было тепло. Солдаты же подъ плохими навѣсами ложились плотно одинъ подлѣ другаго, и тѣмъ поддерживали теплоту; холодомъ охватывало ихъ только сверху. Но отъ сырости и теплоты завелись отвратительныя насѣкомыя не только у солдатъ, но и у офицеровъ, тѣмъ болѣе, что всѣ спали, почти не раздѣваясь. Мы подшучивали и смѣялись надъ тѣмъ, какъ солдаты
