такъ какъ дѣло происходило въ виду самого дивизіоннаго командира, генерала Капцевича, я, не имѣя еще ничего за отличіе, получилъ прямо Владиміра съ бантомъ. Поручикъ и штабсъ-капитанъ тоже получили Владиміра, послѣдній уже имѣлъ его за Турецкую кампанію. Такимъ образомъ наша рота получила три Владимірскихъ креста, а нижнимъ чинамъ дали нѣсколько Георгіевскихъ.
Въ то время, когда я былъ у полковаго командира по поводу представленія меня къ наградѣ, вотъ что еще случилось. Когда адъютантъ прочиталъ бумагу, то поднялся одинъ изъ офицеровъ и спросилъ меня: не изъ такого ли я города? И когда я отвѣчалъ утвердительно, то онъ бросился меня обнимать. «Узнаете ли вы меня?» спросилъ онъ. Потомъ, обратясь къ полковому командиру, сказалъ: «представьте, какой случай! Десять лѣтъ тому назадъ, я жилъ у нихъ въ домѣ, когда они съ братомъ были еще мальчиками и учились въ народномъ училищѣ, гдѣ я былъ въ высшемъ классѣ, почему и смотрѣлъ за ними.» Тутъ и я его узналъ и былъ очень радъ такой встрѣчѣ. Этотъ офицеръ служилъ тогда капитаномъ.
Такъ какъ наша рота подъ Малоярославцемъ находилась при трехъ разныхъ полкахъ, расположенныхъ при различныхъ позиціяхъ отдѣльно, то и разсказывали, съ кѣмъ что случилось особеннаго. Мнѣ пришлось стоять у Калужской заставы, а прочимъ правѣе меня, у выѣздовъ. Вездѣ происходило почти одно и тоже. Французы высыпали изъ города, и ихъ прогоняли назадъ въ городъ картечами; полки ходили въ штыки. Особенно большая потеря была въ Софійскомъ полку, при чемъ и добрые наши пріятели, маіоры, пострадали: одинъ убитъ, а другой, лифляндецъ, тяжело раненъ—пуля попала ему въ бокъ и остановилась въ хребтовыхъ позвонкахъ. Много времени спустя, узналъ я, что онъ сильно страдалъ отъ раны, но остался живъ и находился въ имѣніи графа Воронцова, въ Крыму. Встрѣтиться однакожь съ нимъ мнѣ не пришлось.
