порчено колесо, а прави́ло перебито ядромъ такъ, что висѣло и держалось лишь съ одной стороны на оковкѣ. Цѣлый, день, во время сраженія, была мрачная погода, съ какой-то слякотью и небольшимъ вѣтромъ, который относилъ дымъ и вмѣстѣ съ нимъ огарки отъ картузовъ на орудія и людей. Орудія, отъ самыхъ дулъ до затравокъ, до того закоптились, что были черносизаго цвѣта. Огарки отъ картузовъ садились людямъ на шинели, портупеи и лица, такъ что всѣ походили на трубочистовъ; я вѣрно былъ такимъ же. Вскорѣ дошли мы до мѣста расположенія арміи. Такъ какъ нашъ 6-ой корпусъ, трудными переходами и сраженіемъ въ теченіе цѣлаго дня, былъ утомленъ, то для отдыха назначили ему стать сзади, въ резервѣ. Прошедши съ орудіями поперегъ линій, выстроенныхъ корпусовъ, пришлось проходить и по линіи гвардейскаго корпуса.
Корпусъ или отрядъ, возвращавшійся со сраженія съ признаками участія въ дѣлѣ, обращалъ на себя всеобщее вниманіе. Не участвовавшіе въ дѣлѣ, солдаты и особенно офицеры, смотрѣли съ расположеніемъ на потрудившихся и завидовали оставшимся въ живыхъ счастливцамъ. Они любопытствовали и приставали съ вопросами, особенно видя ощутильные признаки жаркаго дѣла. Такъ было и съ нами. Солдаты разспрашивали солдатъ, а офицеры съ разспросами подходили ко мнѣ. Но я былъ въ такомъ расположеніи духа, что, кажется, только и отвѣчалъ: «да и нѣтъ». Послышалось мнѣ, что кто-то изъ офицеровъ сказалъ: «Экой медвѣдь!» Не смотря, однакожъ, на разсѣянность, я все же замѣтилъ кучку гвардейскихъ солдатъ, смотрѣвшихъ на насъ; одинъ изъ нихъ, указывая рукою на орудія, сказалъ: «ужъ эти и видно, что поработали: вишь, какъ рылы-то позамарали»! Эти простыя слова чрезвычайно были мнѣ пріятны. Вскорѣ я нашелъ свою роту; тамъ горѣли огни и подавали обѣдъ, что было очень кстати. Поѣлъ я съ большимъ аппетитомъ и не
