сти нисколько не нарушали порядка и дисциплины, которая строго наблюдалась. Примѣры нарушенія дисциплины были очень рѣдки. Проступки нашихъ солдатъ происходили больше отъ излишняго употребленія водки и отъ привычки попользоваться чужимъ добромъ. Тутъ же въ лагерѣ для этого не было никакого соблазна. Водку давали умѣренно, а красть нечего было. Дѣла было не слишкомъ много, фуражировки производились по очереди и не были обременительны. Мастерскія были расположены подлѣ нашего пріюта, запаснаго лафета. Работы, подъ небольшими навѣсами, производились успѣшно, такъ какъ все было на виду. Всякій понималъ, что еще предстоятъ трудные походы, а потому всѣ были одушевлены и работали усердно и ревностно, безъ понужденій. На виду-же фейерверкеры обучали вновь поступившихъ солдатъ пріемамъ при орудіяхъ, за чѣмъ особенно смотрѣлъ подпоручикъ-шалунъ; онъ былъ въ корпусѣ ротнымъ фельдфебелемъ, зналъ хорошо строй и имѣлъ охоту этимъ заниматься. Погода все время стояла хорошая, лошади поправлялись, къ арміи подходили подкрѣпленія. Всегда была веселая и пріятная компанія. Расхаживали по бивуакамъ, такъ какъ вездѣ были знакомые. Не было повода кому-либо завидовать, потому что всѣ отъ старшаго до младшаго, отъ богатаго до бѣднаго, были въ одинаковомъ положеніи, съ небольшими исключеніями. Несмотря на все это, начали скучать и говорить: «Что жь это мы стоимъ здѣсь на одномъ мѣстѣ, а французы прохлаждаются въ Москвѣ? Пора бы ихъ побезпокоить!» Особенно Мюратъ съ своимъ авангардомъ былъ какъ бѣльмо на глазу. За нѣсколько дней до движенія противъ него, говорили: «Не только Мюрата можно разбить, но и всѣхъ французовъ, что съ нимъ, забрать живьемъ. Видно, нашъ старикъ фельдмаршалъ задремалъ.» На это возражали: «фельдмаршалъ не дремлетъ, а не хочетъ будить французовъ, и выжидаетъ, пока сами проснутся. Мы поправляемся, а
