по теллеграфу, особенно новости подъ именемъ «секретныхъ.» Если бывало кто изъ адъютантовъ или ординарцевъ прослышитъ что нибудь въ главной квартирѣ, то ужъ непремѣнно спѣшитъ сообщить по секрету своимъ пріятелямъ; тѣ, тоже по секрету, сообщаютъ дальше,—почему секретныя новости разносились скорѣе обыкновенныхъ.
Стоять подъ Тарутинымъ было хорошо и привольно; провизіи было достаточно; отдыхъ пріятный и выгодный. Не было заботъ ни о квартирѣ, ни о столѣ, ни объ одеждѣ. Сшили мы себѣ—кто шинель, кто плащъ, кто бурку—изъ простаго крестьянскаго сукна. Въ этихъ нарядахъ офицеры расхаживали, и какъ будто еще тщеславились простотой и пренебреженіемъ къ нарядной одеждѣ. У меня была шинель довольно новая, но до Тарутина я ее истаскалъ до того, что принужденъ былъ отрѣзать большой воротникъ и изъ него сдѣлать рукава. Подъ Тарутинымъ сдѣлалъ я себѣ плащъ изъ простаго сукна. Спавши на лафетѣ, однажды обронилъ я шпагу и вмѣсто ея прицѣпилъ какую-то саблю. Такъ было со многими изъ насъ. Киверовъ мы никогда не надѣвали. Тогда пѣхотнымъ и артиллерійскимъ офицерамъ не полагалось носить усы, но многіе по своей фантазіи ихъ запустили. Начальство смотрѣло на все это снисходительно. Оно заботилось больше о томъ, чтобы всѣ были довольны и веселы. Часто проѣзжали по бивуакамъ нашъ дивизіонный генералъ Капцевичъ и самъ корпусный генералъ Дохтуровъ. Солдаты какъ были такъ и оставались: кто въ рубашкѣ, кто на босу ногу; даже начальство требовало, чтобы всѣ оставались спокойными. Случалось, что генералы проѣзжали во время нашего обѣда, или вечерняго чаю; мы обыкновенно поднимались, въ чемъ были. Почти всѣ они говорили: «Не безпокойтесь, господа, продолжайте ваше занятіе.» Иногда о чемъ-нибудь поговорятъ или спросятъ, большею частію, «довольны-ли вы? довольны-ли ваши люди?» Эти повидимому, вольно-
