Въ числѣ генераловъ, о которыхъ любили говорить, былъ и извѣстный нашъ генералъ Костенецкій. Разсказывали о его силѣ и добротѣ; припоминали много случаевъ изъ его жизни. Подъ Аустерлицемъ онъ командовалъ конно-артиллерійскою гвардейской ротой, въ чинѣ полковника. Великій Князь Константинъ Павловичъ его зналъ и любилъ съ нимъ шутить. Встрѣтившись съ нимъ послѣ сраженія, Великій Князь, принявъ серьезный видъ, сказалъ ему: «Какъ же ты, Костенецкій, вздумалъ отбиваться отъ непріятельской кавалеріи банниками и переломалъ ихъ?»—«Виноватъ, Ваше Высочество, въ торопяхъ!..» отвѣчалъ Костенецкій.—«Да и дѣло было не совсѣмъ ладно, только банникъ перебилъ!… Когда бы банники были желѣзные, то дѣло было бы сподручнѣе». Объ этомъ Константинъ Павловичъ, при случаѣ, разсказалъ Государю Александру I-му, и Государь замѣтилъ: «Банники желѣзные подѣлать не трудно, да нелегко найти Костенецкихъ, чтобъ дѣйствовать ими».
Много насъ занимали дѣйствія нашихъ партизановъ. Рѣдкій день проходилъ, чтобы мы не имѣли какихъ-либо извѣстій объ ихъ дѣйствіяхъ: извѣстія были утѣшительныя и приводили насъ въ восторгъ. Всѣ вообще партизаны дѣйствовали отлично, но болѣе всѣхъ занималъ насъ Фигнеръ. Этотъ партизанъ постоянно быль предметомъ нашихъ разговоровъ. Нашъ штабсъ-капитанъ былъ съ нимъ въ одномъ корпусѣ; тамъ еще они подружились, вмѣстѣ произведены были въ офицеры и продолжали знакомство въ Молдавіи. Фигнеръ бывалъ у насъ довольно часто до поступленія въ партизаны: послѣ того не случилось мнѣ его встрѣтить. Мы не замѣчали тогда въ немъ ничего необыкновеннаго и не предвидѣли тѣхъ способностей, которыя оказались впослѣдствіи. Можно, однакожь, сказать, что тогда въ нашей арміи было довольно отчаянныхъ головъ, только они не имѣли случая выказаться.
