лагаю, не только его душа, но души всѣхъ нашихъ убитыхъ, какъ генераловъ, такъ и товарищей, носятся надъ нами, сочувствуютъ намъ и готовы насъ одушевлять, и, вѣроятно, не оставятъ насъ, пока мы не выгонимъ французовъ изъ Россіи». Докторъ началъ говорить: «Въ мірѣ ничто не пропадаетъ: тѣло, по смерти человѣка, разлагается на свои составныя части; земляныя обращаются въ землю, воздушныя въ различные газы, а безсмертныя части разума или нашей души обратятся къ своему божественному началу. Но если души сохраняютъ сознаніе о прошедшемъ и настоящемъ, то не завидна ихъ участь. Довольно уже онѣ натерпѣлись въ земной жизни, чтобы терпѣть еще и въ загробной». «Отчасти и правда», сказалъ маіоръ—лифляндецъ: «что̀ за радость имъ знать, какъ страдаютъ ближніе и родные, убитые и раненные въ предсмертныхъ мукахъ, тѣмъ болѣе, что помочь имъ они не могутъ. Лучше пребывать имъ въ забвеніи».—«Вы заноситесь слишкомъ высоко», возразилъ докторъ Софійскій. «Мнѣ самому приходятъ въ голову такія неразгаданныя мысли, и, чтобы избавиться отъ нихъ, я выпиваю стаканчикъ крѣпкаго, что и вамъ теперь совѣтовалъ бы».—«Высокое слишкомъ неопредѣленно», сказалъ нашъ штабсъ-капитанъ: «смотрите вверхъ: планеты высоко; большія звѣзды, которыя тамъ видете, несравнено выше, а малыя еще неизмѣримо выше, и высотѣ нѣтъ конца. Что же дальше? Неужели пустота? Но и пустотѣ долженъ ли быть предѣлъ или нѣтъ?»—«Вы задаете такіе вопросы, которые выше нашего разума», отвѣчалъ докторъ,» по моему крайнему разумѣнію предѣловъ высотѣ и міра нѣтъ, какъ нѣтъ и начала. Міръ изъ вѣка вѣковъ былъ, есть и будетъ, какъ и Высочайшее существо въ мірѣ и во всемъ, отъ самыхъ величайшихъ до самыхъ малѣйшихъ предметовъ, даже во мнѣ грѣшномъ».—«Я согласенъ съ словами моего сотоварища по ремеслу»,—сказалъ докторъ, Софійскій—«что наши души присоединятся къ своему началу, отъ ко-
