кнуть, а безъ риска воевать и сражаться нельзя; тогда не нужно было бы ни таланта, ни даже умѣнія.
Итакъ, извиняясь за неисправленіе и неиспользованіе качествъ боевого матеріала, военно-начальникъ ни слова не говоритъ о томъ, какъ вообще его эксплоатировали, т. е. въ какія условія ставили для исполненія полномочныхъ предначертаній, и каковы были эти предначертанія.
Но это совершенно понятно. Можно ли выиграть кампанію, поставивъ единственнымъ обезпеченіемъ успѣха сосредоточеніе колоссальнаго превосходства силъ (стратегія терпѣнія, оповѣщенная всей Россіи въ Москвѣ), когда всякому даже не военному понятно, что достигнуть этого превосходства надъ Японіей, имѣвшей 50 милліоновъ народонаселенія и находившейся всего въ разстояніи трехъ-дневнаго пути отъ театра военныхъ дѣйствій, конечно, было невозможно; кромѣ того, при возможной — реальной провозоспособности одной коллеи въ 10,000 верстъ, ростъ русской арміи на Дальнемъ Востокѣ имѣлъ свой предѣлъ, ибо въ концѣ концовъ плюсъ шелъ на минусъ. Достаточно было расчитывать на равенство силъ съ врагомъ, но конечно, было слишкомъ опасно пріучать войска къ частнымъ пораженіямъ (тактическое использованіе мѣстности — это такъ называется) и внушать имъ сознаніе необходимости постоянно отступать до легендарнаго момента мифическаго массоваго превосходства силъ. Такое эксплоатированіе боевого матеріала какого угодно качества можетъ только привести къ проигрышу дѣла.
Но о какой недостаточной численности повѣствуетъ „поученіе“? Да, она существовала въ первый періодъ войны — до Ляоянскаго боя, и если бы японцы сумѣли воспользоваться своими козырями, то можетъ быть и не было бы виновныхъ въ нашихъ пораженіяхъ: сила солому ломитъ. Но наши храбрые враги къ счастію оказались также не безъ недочетовъ и дали возможность намъ сосредоточить подъ Ляояномъ не только равныя, но и превосходныя силы; конечно помогъ намъ и Кондратенко; однако мы проиграли Ляоянъ и при такой счастливой обстановкѣ. А затѣмъ? неужели подъ Шахэ-Бенсиху нашъ противникъ былъ силь-
