малъ напутствіе Первопрестольной Столицы, въ отвѣтъ на которое онъ изрекъ историческія слова: терпѣніе и терпѣніе. Откровенно сказать, въ то время я не обратилъ на нихъ никакого вниманія, и вотъ почему: война есть такое серьезное и страшное дѣло, которое несравненно болѣе, чѣмъ какое либо иное историческое событіе, зависитъ отъ слишкомъ разнообразнаго и безчисленнаго количества элементовъ, а потому предсказать заранѣе исходъ борьбы между двумя могущественными державами слишкомъ трудно, если не невозможно. Конечно, когда идетъ рѣчь о состязаніяхъ несоизмѣримыхъ по своимъ силамъ величинъ, напр. Турціи съ Греціей, Англіи съ Трансваалемъ, Европы съ Китаемъ, то врядъ ли можно сомнѣваться въ торжествѣ сильнѣйшаго надъ болѣе слабымъ, но ко времени открытія военныхъ дѣйствій на берегахъ Тихаго океана, въ началѣ 1904 года, не смотря на кажущуюся колоссальную мочь Россіи, всякій здравомыслящій человѣкъ понималъ, что именно на своей Дальне-Восточной окраинѣ она была слишкомъ уязвима, благодаря пространству и времени, потребнымъ для сосредоточенія ея силъ и средствъ, а маленькая Японія, равная однако по количеству народонаселенія Германіи, вѣроятно набралась силъ, если дерзнула посягнуть на честь и достоинство Европейскаго колосса. Слѣдовательно, въ данномъ случаѣ, никакія рѣчи, фразы и слова, въ смыслѣ предсказанія результатовъ войны и даже ея хода, исходившія хотя бы и изъ устъ главнаго руководителя нашей вооруженной силы, призваннаго отстаивать честь и достоинство Россіи въ Маньчжуріи, не могли имѣть никакого значенія. При той неподготовленности къ войнѣ на Дальнемъ Востокѣ и полномъ ея нежеланіи Россіи, при той, къ сожалѣнію, для нея полной неожиданности, какая оказалась на самомъ дѣлѣ, развѣ можно было что нибудь предвидѣть въ началѣ марта 1904 года?
Конечно, такая обстановка (туманная) никоимъ образомъ не должна была казаться русскимъ людямъ безнадежной, ибо нашъ славный историческій опытъ говорилъ, что наше отечество не разъ испытывало тягчайшія бѣдствія, но всегда выходило изъ нихъ торжествуя и побѣждая. Если даже
