чившаго таковой командира Зарайскаго полка полковника Мартынова.
Прибывъ въ Чинертунь, явился г. Иванову и тутъ только узналъ, что ввѣренный мнѣ отрядъ, во измѣненіе существовавшей диспозиціи, получилъ новое назначеніе, а именно: перейдя въ д. Павшугоу, обезпечивать развѣдкою правый флангъ корпуса (подробности задачи не помню, но это не имѣетъ значенія, такъ какъ, вмѣсто развѣдки, пришлось вступить въ бой съ противникомъ); въ связи со мною, тамъ же, долженъ былъ дѣйствовать и г. Грековъ. Я просилъ разрѣшеніе дать людямъ отдыхъ и время для варки пищи и доложилъ о боѣ и потеряхъ, которыя выяснились такъ: по 8 человѣкъ убитыхъ стрѣлковъ въ каждой ротѣ и 20—25 раненыхъ, большею частью легко; половина ихъ, если не гораздо больше, остались въ строю. Относительно казаковъ я зналъ только, что въ 5-й сотнѣ Верхнеудинскаго полка потери незначительны; во 2-й сотнѣ ранены: сильно есаулъ Маркозовъ въ сѣдалище и легко сотникъ Секретевъ; о Князѣ Долгоруковѣ имѣлись свѣдѣнія весьма неутѣшительныя, а именно: коноводы были разсѣяны шрапнелью, и сотня окружена японцами; поэтому я считалъ Князя погибшимъ и доложилъ такъ г. Иванову: „этотъ офицеръ за оба дня выказалъ такую доблесть, такое мужество, искусство и иниціативу, что безусловно заслужилъ Георгіевскій Крестъ, и хотя въ данную минуту я опасаюсь, что онъ погибъ, но надо его удостоить этой награды, ибо ему отрядъ обязанъ по крайней мѣрѣ на половину своими успѣхами въ бояхъ“. Командиръ корпуса отнесся очень сочувственно и принялъ меня вообще весьма ласково, приказалъ немедленно составить донесеніе о боѣ 11-го и 12-го августа въ такой формѣ, чтобы оно могло быть послано на Высочайшее Имя. Я написалъ его въ палаткѣ начальника штаба; не знаю было ли оно послано командующему арміей, но знаю, что Всеподданнѣйшее донесеніе отъ 13-го августа не обрисовываетъ картины боя ввѣреннаго мнѣ отряда, даже какъ бы указываетъ на то, что отрядъ ушелъ, безъ упорнаго сопротивленія противнику. Вотъ оно:
„Ночь на 12-е августа прошла спокойно. Части 3-го кор-
