хыа къ вечеру 12-го августа, но начали атаку нашего праваго фланга только 13-го утромъ. Принимая все это во вниманіе, не могу поставить себѣ въ упрекъ, что въ 2½ сотняхъ казаковъ пострадали 3 офицера, человѣкъ 30 казаковъ и нѣсколько десятковъ коней. Можетъ быть кому нибудь, пріѣхавшему изъ С.-Петербурга въ Забайкальское войско, для полученія наградъ и отличій, не понравилась такая хорошая баня, какъ 2½ часа боя у Тунсинпу 12-го августа, ибо у насъ уже успѣли слишкомъ привыкнуть къ тактическому правилу не употреблять конныя части въ бою наравнѣ съ пѣхотой, да къ опыту протекшаго періода кампаніи, сводившемуся къ отступленію, при появленіи нѣсколькихъ японцевъ; но до недовольства такихъ элементовъ мнѣ нѣтъ никакого дѣла, и всѣ ихъ попытки злословить на страницахъ печати конечно не произвели на меня впечатлѣнія.
Въ исходѣ 7-го часа я приказалъ пѣхотѣ занять послѣднюю позицію на гребнѣ, составляющемъ берегъ долины Сидахыа, къ сѣверу отъ Тунсинпу. Было пора, ибо японцы значительно выиграли нашъ лѣвый флангъ и въ то же время угрожали выйти въ тылъ казаковъ; Томашевскій уже ставилъ прицѣлъ на 600 шаговъ. Я посовѣтывался съ Васильковскимъ, стоитъ ли посылать приказаніе Долгорукову отходить, ибо надѣялся что онъ сумѣетъ совершить выходъ изъ боя достаточно своевременно, но Васильковскій настоялъ на немедленной посылкѣ приказанія; „ради обезпеченія отъ нареканій,“ сказалъ онъ. Я позвалъ казака Мамонтова, того самаго, который сопровождалъ сотника Зиновьева (смт. стрн. 113 части I) и сказалъ ему: „получишь бѣлый крестъ, скачи во весь духъ къ Князю и передай, что я приказалъ немедленно отступать, такъ какъ занимаю послѣднюю позицію и съ нея отойду на Катасы и Чинертуньи. Я не писалъ этого приказанія, потому что каждая секунда была дорога, а казакъ былъ надежный; если бы онъ погибъ по дорогѣ, то и письменное приказаніе пропало бы. Мамонтовъ доскакалъ и передалъ приказаніе. Я знаю съ какимъ удовольствіемъ принимаютъ многіе приказаніе уходить изъ боя, и какъ спѣшатъ, ни минуты не задержи-