шихъ 4-хъ корпусовъ принята въ 57.000 ч., а полутора японскихъ дивизій въ 30.000 ч. Можетъ быть скажутъ, что у насъ ощущался недостатокъ снарядовъ для орудій, но Гамильтонъ свидѣтельствуетъ, что къ 20-му августа каждый выстрѣлъ японскаго орудія отнималъ у него день жизни. Именно въ день 20 августа Гамильтонъ отмѣчаетъ самую роскошную стрѣльбу нашей артиллеріи на позиціяхъ у д. Сыквантунъ, на которую японцы не могли отвѣчать по недостатку снарядовъ. Эти данныя говорятъ сами за себя и доказываютъ, что наше отступленіе отъ Ляояна было проявленіемъ крайняго малодушія со стороны того, кому надлежало рѣшить вопросъ о судьбѣ генеральнаго сраженія.
Неужели же можно допустить возможность того, что испытанныя въ бояхъ доблестныя войска Сибирскихъ, X-го и XVII-го корпусовъ не нашли бы въ себѣ достаточно мужества, чтобы перейти 21 августа въ рѣшительное наступленіе противъ столь же, если еще не въ большей степени, утомленнаго и обезсиленнаго потерями противника. Вѣдь если бы Куроки былъ въ состояніи по численности и нравственному состоянію своихъ войскъ продолжать рѣшительныя дѣйствія, то конечно онъ развилъ бы съ разсвѣтомъ 21 августа одержанные имъ наканунѣ успѣхи надъ войсками Бильдерлинга и Орлова; по свидѣтельству Гамильтона, успѣхъ надъ первыми былъ равенъ почти пораженію и достался японцамъ слишкомъ дорогою цѣною, а успѣхъ надъ вторыми, хотя и доставшійся болѣе чѣмъ легко, позволилъ лишь надѣяться (но не быть увѣреннымъ) на избавленіе отъ критическаго положенія всей части арміи Куроки, сражавшейся на правомъ берегу Тайцзы.
Нравственное состояніе нашихъ войскъ, дѣйствовавшихъ противъ Куроки, вовсе не было подавленнымъ и слѣдовательно безнадежнымъ для активныхъ дѣйствій. По крайней мѣрѣ въ отношеніи 3-го В. Сибирскаго корпуса могу съ полною увѣренностью засвидѣтельствовать слѣдующее: онъ не потерпѣлъ во всѣ дни Ляоянскаго сраженія ни одной неудачи, а потому духъ его былъ вполнѣ побѣдный; его командиръ въ 10 часовъ утра, 21 августа, отдавалъ
