лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда почему либо опасался противника и просилъ содѣйствія. Кромѣ того, я могъ иногда оріентировать штабъ В. отряда въ неточности посылавшихся ему донесеній изъ Лаодитана, напр. послѣ рекогносцировки предписанной Грекову въ раіонѣ къ юго-западу отъ Лаодитана (подъ носомъ у отряда), прилежавшемъ къ сферѣ наблюденія моей заставы № 1, прочитавъ въ донесеніи Свѣшникова такую фразу — „японцы не обнаружены, т. е. они были и ушли“ — я приписалъ: „никогда японцевъ тамъ не было, потому что уже двое сутокъ тамъ стоятъ и ходятъ посты и дозоры заставы № 1.
Дѣятельность отряда за все время стоянія въ Тунсинпу была довольно однообразна, такъ какъ продолжавшіеся большую часть дней тропическіе дожди сдѣлали затруднительными какія либо операціи. До самого разсвѣта 11 августа противникъ выказывалъ полную пассивность, готовясь къ рѣшительному удару, что было совершенно въ духѣ тактики японцевъ: не заниматься мелкими перестрѣлками и ничего не стоющими набѣгами маленькихъ партій, а начать сразу рѣшительную операцію. Составъ отряда былъ вскорѣ совершенно измѣненъ. 27 іюля пришло приказаніе отправить къ своему полку, находившемуся при 2-мъ корпусѣ, уральцевъ; на смѣну имъ прибыли 5-я сотня 2-го Верхнеудинскаго полка (стала на сторожевое охраненіе днемъ 27 іюля) и 3-я сотня 2-го Читинскаго полка (пришла въ полдень 28 іюля). Уральцы ушли отъ меня 28 іюля, и мнѣ было крайне отрадно видѣть, что, какъ офицеры, такъ и казаки, уходили изъ отряда съ сожалѣніемъ. Съ 5-й сотней Верхнеудинцевъ я отлично познакомился, находясь въ отрядѣ Абадзіева, и поэтому былъ спокоенъ и увѣренъ въ отличномъ исполненіи службы; командиръ сотни подъесаулъ Чернояровъ способный и толковый офицеръ, а его оба офицера, сотникъ Васильковскій и хорунжій Ушаковъ были мнѣ извѣстны по гвардіи, а въ особенности первый, какъ выдающійся офицеръ; оба успѣли себя зарекомандовать и боевой службой, которую я наблюдалъ въ Сандіазѣ. Долженъ откровенно сознаться, что прибытіе на смѣну лихихъ уральцевъ 3-й сотни Читинцевъ повергло меня
