достойны ихъ и даже опередили ихъ своею военною культурою и своимъ военнымъ искусствомъ.
Русская армія не могла быть воодушевлена идеей національной войны, ибо не только солдаты, но и офицеры и высшіе военные начальники нисколько не интересовались Дальнимъ Востокомъ. Однако дерзость объявленія войны ничтожнымъ, какъ тогда казалось, по пространству, территоріи и численности народонаселенія государствомъ, коварство нападенія на нашъ флотъ всетаки могли воодушевить наши войска, хотя конечно это воодушевленіе не могло соотвѣтствовать японскому. Если же принять во вниманіе хорошо мнѣ извѣстныя данныя, въ родѣ полнаго отсутствія въ нашей арміи способныхъ и талантливыхъ, а главное самостоятельныхъ начальниковъ, наличіе неотвѣтственнаго, избалованнаго и несвѣдущаго генеральнаго штаба, отсутствіе образованія и дисциплины среди офицеровъ во всей ихъ массѣ, то мнѣ было ясно, что, не имѣя превосходства силъ надъ врагомъ, а въ первое время и значительно уступая ему въ силахъ, намъ придется очутиться въ крайне тяжеломъ положеніи, что война будетъ серьезна, продолжительна и потребуетъ отъ отечества и арміи небывалыхъ энергіи и напряженія. Я утѣшалъ себя тѣмъ, что всетаки русскій солдатъ представляетъ изъ себя превосходный боевой матеріалъ, а во время войны конечно выдвинутся тотчасъ наиболѣе честные, талантливые офицеры, что съ первыхъ же выстрѣловъ начнетъ прививаться дисциплина и отвѣтственность, исчезнутъ протекція, интриги, карьеризмъ, зависть и воровство, что, постепенно подвозя войска, усиливаясь, мы соберемъ армію удовлетворительнаго количества и качества, и всетаки сломимъ армію врага, не имѣющаго столь славной боевой исторіи, какъ наша. Предчувствовать въ моментъ начала военныхъ дѣйствій такое ужасное пораженіе, какое мнѣ пришлось пережить въ составѣ Маньчжурскихъ нашихъ армій, я конечно не могъ; я зналъ только, что борьба будетъ тяжелая и упорная.
Затѣмъ передо мною возникъ вопросъ касающійся исключительно меня самаго. Могъ ли я, имѣлъ ли я право въ данную минуту, когда врагъ посягнулъ на честь и достоин-
