знаю отъ кого, или изъ какой инстанціи, исходило это приказаніе, но, къ моему удивленію, присутствовавшіе офицеры начали настоящій торгъ: „да почему опять намъ? да мы устали! да мы должны отдыхать! да мы только что пришли; наши люди и лошади замотаны!“ Генералъ тоже хмурился и былъ видимо недоволенъ полученнымъ приказаніемъ. Тогда я позволилъ себѣ доложить слѣдующее: „в—е п—во, въ данную минуту мой отрядъ совершенно безъ назначенія; имѣетъ свойства партизанъ, такъ какъ ходитъ налегкѣ, безъ всякаго обоза; въ виду утомленія вашихъ войскъ, разрѣшите мнѣ произвести требуемую рекогносцировку“. На это послѣдовалъ отвѣтъ: „чужими войсками не распоряжаюсь и васъ послать не могу; дѣлайте сами рекогносцировку“. Я спросилъ: „а вы будете всетаки рекогносцировать своими войсками?“ — „Да, буду, пошлю казаковъ и пѣхоту“. — „Въ такомъ случаѣ я не буду дѣлать рекогносцировку и честь имѣю явиться“. Я откланялся. Дѣйствительно больше здѣсь дѣлать было нечего, потому что пользоваться ввѣренными мнѣ войсками не желали, приняли меня какъ бы враждебно, а дѣлать самостоятельно рекогносцировку, впутываясь въ войска мнѣ не подчиненныя, и на согласіе съ которыми расчитывать было трудно, конечно, было бы нелѣпо.
На пути къ перевалу Мяолинъ я встрѣтилъ скачущаго уральца съ экстреннымъ пакетомъ, въ которомъ заключалось приказаніе г. Иванова немедленно перейти къ д. Тунсинпу, для выполненія особо важной задачи — обезпеченія праваго фланга передъ фронтомъ Ляньдясанской позиціи Восточнаго отряда. „Возлагаю это особенно серьезное порученіе на вашъ отрядъ потому, что вы имъ командуете; оттуда ожидаю наступленіе японцевъ и ихъ главный ударъ“, писалъ мнѣ мой новый начальникъ и конечно доставилъ мнѣ своими словами огромное нравственное удовлетвореніе: нашелся же генералъ, который не только не отказывалъ мнѣ въ довѣріи, но прямо заявлялъ, что считаетъ меня офицеромъ способнымъ выполнять самыя серьезныя боевыя задачи. Судьбѣ было угодно, чтобы японцы въ точности исполнили предположеніе г. Иванова, а боями 11—13-го августа подъ Тун-