временно, такъ какъ какому то адмиралу по семейнымъ обстоятельствамъ нужно было пребывать въ Ривьерѣ. Я не вѣдалъ конечно, что мы упустили покупку двухъ великолѣпныхъ бронированныхъ крейсеровъ I-го ранга и предоставили усилиться ими болѣе бѣднымъ японцамъ; что наше морское министерство рѣшительно не отдавало себѣ отчета въ томъ, что нужно дѣлать съ нашимъ уже достаточно многочисленнымъ въ то время флотомъ, и что поэтому большая часть судовъ могла съ успѣхомъ числиться въ спискахъ, но въ то же время не играть никакой роли какъ боевыя единицы; что у насъ не было ни одного адмирала, способнаго руководить въ бою эскадрой; что лучшіе изъ нихъ не допускались на службу въ Тихій океанъ, что флотскіе офицеры и весь личный составъ флота далеко не на высотѣ своего назначенія; что наша сильная Тихоокеанская эскадра будетъ разбросана Намѣстникомъ — адмираломъ чуть не по всѣмъ портамъ Тихаго Океана, а основное ея ядро, служившее оплотомъ обороны Артура, даже послѣ разрыва дипломатическихъ сношеній съ явно готовившимся къ борьбѣ съ нами сильнымъ и коварнымъ азіатомъ, не приметъ никакихъ мѣръ боевой готовности и дастъ возможность захватить себя спящимъ и врасплохъ. Повторяю, что я не зналъ ничего этого, и поэтому вѣрилъ, что нашъ Тихоокеанскій флотъ, представляя изъ себя по спискамъ внушительную силу, могъ заставить японцевъ и не рѣшиться открыть военныя дѣйствія, а ограничиться одними угрозами, чѣмъ добиться всякихъ уступокъ и компромисовъ.
Въ виду всего вышесказаннаго меня какъ громомъ поразило извѣстіе о разрывѣ Японіей дипломатическихъ сношеній, а на слѣдующій же день телеграмма о выводѣ изъ строя Артурской эскадры двухъ нашихъ сильнѣйшихъ броненосцевъ и одного крейсера, а также о бомбардировкѣ крѣпости. Что японцы атаковали наши суда — въ этомъ особой неожиданности быть не могло, потому что, при условіи разрыва дипломатическихъ сношеній, начало военныхъ дѣйствій конечно было близко, но поражала халатность, невниманіе со стороны нашей администраціи и флота,
