окончательно разстроило Абадзіева, рѣшившаго, что, разъ Ломогоу очищено, то В. отрядъ отступаетъ на Ляньдясанскую позицію, о существованіи которой онъ къ несчастію зналъ; поэтому не только возвращеніе въ Тхазелинъ, но даже и пребываніе въ его окрестностяхъ казалось ему слишкомъ рискованнымъ; онъ хотѣлъ отступить еще дальше на сѣверо-западъ и сблизиться съ главными силами В. отряда; вѣрнѣйшимъ признакомъ отхода онъ считалъ также отсутствіе приказаній и свѣдѣній изъ штаба. Зная, что удержать Абадзіева невозможно, я только посовѣтывалъ ему достигнуть долины р. Сидахыа у д. Пахудзай и оттуда начать развѣдку на югъ къ перевалу Пханлинъ и къ тому же Тхазелину, такъ сказать, обезпечивая правый флангъ Ляньдясанской позиціи. На этомъ несчастный Абадзіевъ успокоился и на другой день, около 10 часовъ утра, мы выступили въ вышеуказанномъ направленіи, но, придя въ д. Пахудзай, не остановились, а, по инерціи отступленія, вѣроятно для большей безопасности, прошли еще верстъ 10 до д. Лаодитанъ, гдѣ и расположились.
Итакъ, не видѣвъ ни одного японца, даже не получивъ намека на ихъ присутствіе, вопреки категорическому приказанію начальника Восточнаго отряда, 4 сотни храбрыхъ Уссурійцевъ, были уведены своимъ болѣзненно-нервнымъ командиромъ въ тылъ позиціи, занятой тогда главными силами отряда (Янзелинъ), за 20 верстъ сзади штаба Графа Келлера (Лаодитанъ—Нютхіай); при этомъ было брошено всякое соприкосновеніе съ противникомъ, брошена телеграфная линія и сожженъ интендантскій складъ (консервы, чай и сахаръ были приведены въ негодность, а ячмень обгорѣлъ только снаружи, такъ что мы впослѣдствіи имъ пользовались). Я не удивлялся, что Абадзіевъ находился въ удрученномъ состояніи, хватался за голову и причиталъ: „теперь все кончено, подъ судъ — вѣдь, говорятъ, складъ стоитъ 60.000 рублей“; самое малое, что онъ заслужилъ это отрѣшеніе навсегда отъ командованія частью, но, глядя на него, я тогда же думалъ, что онъ опасается напрасно: прежде всего онъ былъ скобелевцемъ, товарищемъ и соратникомъ Куропаткина и Графа Келлера, имѣлъ види-
