перевалъ Синхайлинъ. Но этотъ офицеръ самъ зналъ, что было нужно дѣлать, и, отдохнувъ, пошелъ не на бивакъ, а именно къ перевалу Синхайлинъ, гдѣ нашелъ постъ Читинскихъ казаковъ и записалъ фамилію старшаго на посту казака, сообщившаго, что и у нихъ свѣдѣній о наступленіи японцевъ не имѣлось. Послѣ этого случая я сказалъ Юзефовичу: „Я много лѣтъ трудился по совершенствованію образованія нашихъ кавалерійскихъ офицеровъ, въ дѣлѣ развѣдыванія, и приходилъ къ заключенію, что для такой трудной службы можно вообще найти немного вполнѣ удовлетворительныхъ офицеровъ. Тебя я признаю своимъ желаннымъ идеаломъ, ибо результаты развѣдки во многомъ зависятъ не только отъ искусства исполнителя, но и отъ умѣнія орьентировать исполнителя тѣмъ, кто посылаетъ его въ развѣдку. Въ данномъ случаѣ ты своею иниціативою пополнилъ пробѣлъ въ задачѣ, сдѣланный мною“.
Когда я передалъ утромъ Абадзіеву всѣ донесенія, онъ вознегодовалъ на Карташевскаго, и, такъ какъ въ это время мы не знали еще, что Юзефовичъ отправился на Синхайлинскій перевалъ, то онъ предписалъ провинившемуся офицеру, въ наказаніе (!), немедленно, лично, по смѣнѣ его на заставѣ другимъ офицеромъ, развѣдать перевалъ. Карташевскій возвратился къ намъ гораздо позднѣе Юзефовича и доложилъ, что, не доходя перевала, встрѣтилъ неожиданно конныхъ людей съ желтыми лампасами и желтыми околышами, пытался ихъ атаковать, но атаки не вышло, послѣ чего онъ пошелъ назадъ. Докладъ былъ сдѣланъ въ присутствіи нѣсколькихъ офицеровъ полка, начавшихъ жестоко смѣяться надъ тѣмъ, что Карташевскій принялъ за японцевъ Читинскихъ казаковъ и побѣжалъ отъ нихъ. Противъ насъ дѣйствовала японская гвардейская кавалерія, имѣвшая зеленые околыши и лампасы. Спрашивается, исполнилъ ли офицеръ свою задачу, выполнилъ ли онъ развѣдку, проявилъ ли достаточную храбрость и добросовѣстность? Предоставляю отвѣтить на эти вопросы самимъ читателямъ, а скажу лишь, что командиръ полка и не подумалъ высказать свое порицаніе Карташевскому, равно какъ и не поблагодарилъ Юзефовича.
