скій, описывая артиллерійскую перестрѣлку подъ Тюренченомъ 17 апрѣля (съ которой онъ возвратился въ штабъ, оставивъ свою лошадь на позиціи, чтобы не рисковать напрасно драгоцѣнною жизнью), говорилъ, что въ современномъ бою нѣтъ возможности оставаться на батареѣ, когда ее обстрѣливаютъ; вотъ я и рѣшилъ въ ожидаемомъ бою на Феншуйлинской укрѣпленной позиціи найти себѣ конецъ на осмотрѣнныхъ нами укрѣпленіяхъ для орудій. Но скоро я убѣдился, что укрѣпить позицію не значитъ еще ее оборонять, что на артиллерійской позиціи и въ современномъ бою оставаться можно и должно, а что кому не суждено быть убитымъ въ бою, тотъ этого никакъ не добьется.
25 апрѣля утромъ я зашелъ въ канцелярію штаба, справиться о свѣдѣніяхъ по обстановкѣ, и встрѣтилъ начальника отряда, спросившаго меня, видѣлъ ли я начальника штаба, и скоро ли я выступаю. Это указывало, что мнѣ давали спѣшное порученіе. Генералъ подвелъ меня къ разложенной картѣ и сказалъ: „вправо отъ насъ нѣтъ никого своихъ, а тутъ именно возможенъ обходъ японцевъ; мы дадимъ вамъ все, что у насъ есть казаковъ, и вы освѣтите этотъ важный раіонъ“. Затѣмъ Орановскій указалъ мнѣ важный узелъ дорогъ, сходящихся отъ Фынхуанчена, Сюяня (Дагушани), Долинскаго перевала, Модулинскаго перевала, Ляньшаньгуаня и Туинпу; мы обозначили его Мади, по названію бывшей на картѣ деревни. Никакихъ свѣдѣній о противникѣ и нашихъ силахъ (напр. о г. Мищенко, дѣйствовавшемъ въ окрестностяхъ Сюяня) дано не было, да вѣроятно ихъ и не существовало въ штабѣ. Съ трудомъ нашли и выдали мнѣ 4 листа двухъ-верстной карты, а въ отношеніи всѣхъ казаковъ, поступавшихъ подъ мое начальство, оказалось возможнымъ собрать около 50 чело-
