редактировать листок; редакцию какового должен был окончить не позднее, как дня через два[1].
Оставалось ровно две недели до пасхи, и мне приходилось поторапливать публику и самому много бегать. Прежде всего нужно было приступить к разборке шрифта. Этим мы занялись у товарища в комнате (у владельцев шрифта). Как это было неприятно, если взять во внимание нахождение шрифта у человека, которого весь город знает, и немало людей знает про содержание его чемодана, но время было горячее, особенно осматриваться было некогда, и одного длинного вечера и ночи было достаточно для разборки. Разобранный шрифт завязали в свертки и положили опять все в чемодан, у которого даже не было замка. Проредактированный листок, после прочтения членами комитета в одиночку, я отнес для набора, где и пролежал около трех дней, после чего набор твердо был заключен в железную рамку и легко переносился с одного места на другое.
И вот в это горячее время пошла одна неудача за другой. Первое — то, что пустили слух о моем и Морозова желании завладеть навсегда этим шрифтом. Слухи сильно подействовали на обладателей такового, и они наотрез отказались выдавать для работы шрифт, и, чтобы легче избегать переговоров со мной, редко находились дома, так что трудно было и поймать этих людей. Кто, собственно, в критический момент так легко подставил нам ногу, я так впоследствии и не мог узнать, но, несомненно, какие-то шашни были пущены в ход. Рядом с этим приходилось отливать из массы валики, но тут при всей моей беготне не удавалось разыскать довольно правильного круглого сосуда. При полной неудаче в поисках, я, наконец, купил два пористых горшка для электрических батарей, которые при работе оказались очень неудачными и раньше времени разбились. Масса же для отливки валика, составленная из обыкновенного столярного клея 1-го сорта и патоки, довольно долго не удавалась и, налитая в сосуды, не застывала... Отправившись к товарищу (члену комитета), я просил употребить все средства и выточить (расточить) трубу, хотя бы пришлось влопаться с нею перед грозным начальством мастерской. Товарищ на другой день остался работать ночь, кажется, самовольно. И вот глубокой
- ↑ „В первый раз политические требования были выставлены в воззвании к 1-му мая, написанном и напечатанном самими рабочими. Воззвание это, в количестве 3 тысяч экземпляров, в ночь с 17-го на 18-е апреля было разбросано и расклеено по всему городу и по всем предместьям и произвело на рабочих сильное впечатление“. (Из ст. „Первый Екатерин. соц.-дем. ком. История Екатеринославской социал-демократической организации 1889–1903“).
