на бортѣ этого фрегата? И ядра вы невольно въ меня пускали? И дядя Лендъ невольно хватилъ меня острогою?
Я замѣтилъ въ этихъ словахъ сдержанное раздраженіе.
Я отвѣчалъ ему:
— Милостивый государь, вамъ, вѣроятно, совершенно неизвѣстны споры, которые поднялись относительно васъ въ Европѣ и въ Америкѣ. Вы вѣроятно не знаете, до чего возбудили умы различныя поврежденія, произведенныя вашимъ подводнымъ судномъ. Я не буду утомлять васъ перечисленіемъ всѣхъ предположеній и догадокъ, которыми объяснили необъяснимое явленіе, я вамъ скажу только одно: „Авраамъ Линкольнъ“, преслѣдуя васъ, думалъ, что преслѣдуетъ какое нибудь могучее морское чудовище, отъ котораго во что бы то ни стало требовалось очистить моря.
На губахъ капитана скользнуло что-то въ родѣ легкой усмѣшки. Онъ спросилъ прежнимъ спокойнымъ голосомъ:
— Г. Аронаксъ, вы поручитесь, что вашъ фрегатъ не сталъ бы преслѣдовать и угощать ядрами подводное судно?
Этотъ вопросъ меня нѣсколько смутилъ. Разумѣется, капитанъ Фаррагютъ не задумался бы ни на секунду; онъ бы почелъ такимъ же священнымъ долгомъ уничтожить подобный снарядъ, какимъ долгомъ почиталъ истребленіе гигантскаго нарвала.
— Вѣдь не поручитесь, г. профессоръ? продолжалъ капитанъ. Принимая все это во вниманіе, я, полагаю, могу считать васъ за враговъ и поступить съ вами, какъ съ врагами.
Я на это ничего не отвѣтилъ. И что было мнѣ отвѣчать? Спорить, доказывать? Какіе тутъ споры и доказательства, когда совершенно находишься во власти другого?
Мышь въ лапахъ у кошки никогда не споритъ и не доказываетъ.
— Я очень долго колебался, продолжалъ капитанъ. Ничто меня не обязывало оказывать вамъ гостепріимство. Если намъ слѣдовало разстаться, то мнѣ не кчему было съ вами и видѣться. Я могъ бы опять вывести васъ на платформу этаго судна, погрузиться въ глубину и затѣмъ забыть о томъ, существовали ли вы когда нибудь или нѣтъ. Согласитесь, что я вправѣ былъ это сдѣлать?
— Дикарь, можетъ статься, былъ бы вправѣ, отвѣчалъ я: — но человѣкъ цивилизованный — нѣтъ!
