— Отлично, поплывемъ, съ позволенія ихъ чести! сказалъ Консейль.
— Надѣюсь, надѣюсь, дружище, отвѣчалъ я.
„Наутилусъ“ прямо направился къ полюсу. Оставалось пройти отъ 57° 30' до 9О3, двадцать два съ половиною градуса, т. е. около пятисотъ лье. „Наутилусъ“ шелъ по двадцати шести миль въ часъ,—со скоростью экстреннаго поѣзда.
— Если онъ все также будетъ идти, сказалъ я, такъ онъ въ сорокъ часовъ дойдетъ до полюса.
— Это ихъ честь справедливо изволили разсудить, отвѣчалъ Консейль.
Мы съ достойнымъ парнемъ почти цѣлую ночь просидѣли около оконъ. Море освѣщалось электрическимъ свѣтомъ, но оно было пусто: рыбы не попадались въ этихъ закованныхъ льдами водахъ. Они могли только проходить здѣсь изъ южнаго океана въ полюсу.
Мы шли очень скоро. Это чувствовалось потому, какъ вздрагивалъ „Наутилусъ“.
Около двухъ часовъ утра я пошелъ отдохнуть. Консейль послѣдовалъ моему примѣру.
Проходя по корабельнымъ коридорамъ, я надѣялся встрѣтить капитана Немо, но я его не встрѣтилъ.
— Вѣрно самъ правитъ, подумалъ я.
На слѣдующій день, 19 марта, я съ пяти часовъ утра забрался въ залу. Электрическій лагъ показалъ, что мы идемъ нѣсколько тише. „Наутилусъ“ осторожно поднимался, медленно опоражнивая свои резервуары.
Сердце у меня начало страшно биться.
Неужели мы выплывемъ, найдемъ свободное море?
Нѣтъ! меня увѣдомилъ объ этомъ довольно порядочный толченъ. „Наутилусъ“ стукнулся объ ледъ и, судя по глухому звуку, льды въ этомъ мѣстѣ были еще очень толсты. Мы находились на глубинѣ тысячи футовъ, значитъ надъ нами было три тысячи футовъ льду. Здѣсь льды были слѣдовательно гораздо толще.
— Плохо дѣло! подумалъ я.
Въ этотъ день „Наутилусъ“ нѣсколько разъ пробовалъ подниматься, но всегда ударялся о ледяной потолокъ. Иногда случалось, что ледъ встрѣчался даже на девяти стахъ метрахъ,
