спали. Всѣмъ приходилось испытывать невыносимыя страданія, разъ по двадцати въ день: то оптическій обманъ, то просто кто нибудь изъ матросовъ вдругъ крикнетъ или охнетъ. Волненія эти повторялись безпрестанно, поддерживали насъ въ постоянномъ напряженіи и неминуемо должны были вызвать скорую реакцію.
И въ самомъ дѣлѣ, реакція не замедлила обнаружиться. Цѣлые три мѣсяца сряду, — а намъ каждый день въ этихъ мѣсяцахъ показался за столѣтіе, — „Авраамъ Линкольнъ“ скитался по всѣмъ сѣвернымъ водамъ Тихаго Океана и избороздилъ его во всѣхъ направленіяхъ, гоняясь за попадавшимися китами; метался изъ стороны въ сторону, какъ угорѣлый, быстро измѣнялъ направленіе, вдругъ поворачивалъ на другой галсъ, внезапно останавливался, то прибавлялъ, то убавлялъ пары, — и все это одно за другимъ, рискуя сломать машину. Все пространство отъ береговъ Японіи до Америки было изслѣдовано тщательнѣйшимъ образомъ. И ничего! Ничего рѣшительно, кромѣ безпредѣльности пустынныхъ волнъ! Ничего похожаго на гигантскаго нарвала, или на подводный островъ, или на разбитое судно, или на пловучій рифъ, — однимъ словомъ, ничего сверхъестественнаго!
Реакція произошла. Всѣ пришли въ уныніе и ко всякому начало закрадываться недовѣріе. На бортѣ „Авраама Линкольна“ испытывали новое ощущеніе, состоявшее изъ трехъ десятыхъ стыда и семи десятыхъ бѣшенства. Невыносимо совѣстно было остаться въ фофанахъ, положась на какія-то безсмысленныя бабьи сказки, — невыносимо совѣстно, но еще невыносимѣе досадно!
Горы доводовъ и доказательствъ, которыя нагромоздили въ продолженіи цѣлаго года, вдругъ всѣ разомъ рухнули; теперь всѣ принялись за ѣду и за спанье и старались наверстать время, которое даромъ потратили на выглядыванье и на высматриванье небывалаго чудовища.
Съ свойственнымъ людямъ непостоянствомъ, перешли изъ одной крайности въ другую. Самые горячіе, самые пламенные защитники предпріятія теперь вдругъ сдѣлались самыми ярыми его противниками. Настроеніе это распространилось отъ люка корабля, отъ скамьи кочегаровъ до офицерской площадки; не выкажи тутъ капитанъ Фаррагютъ замѣчательнаго упорства, фрегатъ несомнѣнно поворотилъ бы къ югу, то есть домой.
