пареніямъ и понижается на цѣлые полтора метра. Будь этотъ заливъ со всѣхъ сторонъ замкнутъ, онъ бы, можетъ статься, совершенно высохъ.
Чермное море имѣетъ двѣ тысячи пятьсотъ километровъ въ длину и двѣсти сорокъ въ ширину. Во времена Птолемеевъ и римскихъ императоровъ оно было, по выраженію одного ученаго, „большою артеріей всемірной торговли“. Теперь проведеніе суэзскаго канала возвратитъ ему, можетъ статься, его прежнее значеніе. Суэзскія желѣзныя дороги уже отчасти и сдѣлали это.
Я никакъ не могъ понять, зачѣмъ капитанъ Немо заплылъ въ этотъ заливъ, но я былъ этимъ очень доволенъ.
„Наутилусъ“ шелъ тихо, то выплывалъ на поверхность океана, то погружался въ глубину, если показывалось какое нибудь судно на горизонтѣ. Я могъ, значитъ, наблюдать это море и подъ волнами, и на поверхности.
8 февраля, рано поутру, мы завидѣли Моку.
Городъ этотъ теперь раззоренъ, — говорятъ стѣны его рушатся отъ одного грома орудій. Онъ казался очень тихимъ; кое-гдѣ росли тѣнистыя финиковыя деревья.
Когда-то Мока тоже имѣла значеніе; здѣсь было шесть рынковъ, двадцать шесть мечетей и ее защищали укрѣпленныя стѣны.
„Наутилусъ“ приблизился къ африканскимъ берегамъ, гдѣ море гораздо глубже.
Тамъ „Наутилусъ“ остановился между массами водъ, прозрачныхъ какъ стекло, и мы могли любоваться на безподобные ярко-цвѣтные коралловые кустарники и на подводные утесы, сплошь устланные мягкими, бархатными зелеными коврами изъ водорослей.
Но самое-то диковинное ожидало насъ у восточныхъ береговъ; тутъ не только подъ волнами красовались самыя рѣдкія животнорастенія, но они образовали живописныя гирлянды и надъ поверхностью моря. Эти гирлянды возвышались на десять саженей надъ уровнемъ океана… Они не были такія яркоцвѣтныя, какъ подводныя, но формы ихъ отличались еще большей причудливостью.
Сколько пріятныхъ часовъ я провелъ у окна „Наутилуса“! Сколько новыхъ образчиковъ подводныхъ флоры и фауны я тутъ видѣлъ!
парениям и понижается на целые полтора метра. Будь этот залив со всех сторон замкнут, он бы, может статься, совершенно высох.
Чермное море имеет две тысячи пятьсот километров в длину и двести сорок в ширину. Во времена Птолемеев и римских императоров оно было, по выражению одного ученого, «большою артерией всемирной торговли». Теперь проведение Суэцкого канала возвратит ему, может статься, его прежнее значение. Суэцкие железные дороги уже отчасти и сделали это.
Я никак не мог понять, зачем капитан Немо заплыл в этот залив, но я был этим очень доволен.
«Наутилус» шел тихо, то выплывал на поверхность океана, то погружался в глубину, если показывалось какое-нибудь судно на горизонте. Я мог, значит, наблюдать это море и под волнами, и на поверхности.
8 февраля, рано поутру, мы завидели Моху.
Город этот теперь разорен, — говорят, стены его рушатся от одного грома орудий. Он казался очень тихим; кое-где росли тенистые финиковые деревья.
Когда-то Моха тоже имела значение; здесь было шесть рынков, двадцать шесть мечетей и ее защищали укрепленные стены.
«Наутилус» приблизился к африканским берегам, где море гораздо глубже.
Там «Наутилус» остановился между массами вод, прозрачных, как стекло, и мы могли любоваться на бесподобные ярко-цветные коралловые кустарники и на подводные утесы, сплошь устланные мягкими, бархатными зелеными коврами из водорослей.
Но самое-то диковинное ожидало нас у восточных берегов; тут не только под волнами красовались самые редкие животно-растения, но они образовали живописные гирлянды и над поверхностью моря. Эти гирлянды возвышались на десять саженей над уровнем океана… Они не были такие ярко-цветные, как подводные, но формы их отличались еще большей причудливостью.
Сколько приятных часов я провел у окна «Наутилуса»! Сколько новых образчиков подводных флоры и фауны я тут видел!