Консейль былъ честный фламандецъ, существо флегматическое по природѣ, исправное и акуратное по принципу, усердное по привычкѣ, существо не изумлявшееся и не смущавшееся никакими внезапными и неожидаемыми переворотами и продѣлками судьбы, существо ловкое на всякую работу, способное ко всякому дѣлу и, вопреки своему имени [1], никогда не дающее совѣтовъ, — даже и тогда, когда ихъ не спрашиваютъ.
Консейль постоянно вращался въ кругу нашего ученаго мірка при Ботаническомъ садѣ и кое-чему научился. Онъ у меня былъ знатный спеціалистъ по части классификацій естественной исторіи и съ быстротой акробата пробѣгалъ всю лѣстницу отдѣловъ, группъ, классовъ, подклассовъ, порядковъ, семействъ, родовъ, видовъ и разновидностей. Но его познанія на этомъ и останавливались. Классифировать — въ этомъ была его жизнь и дальше онъ не шелъ. Онъ былъ силенъ въ теоріи классификаціи, но въ практикѣ слабъ, и, полагаю, не съумѣлъ бы отличить кита отъ кашелота. Нечего грѣха таить, не съумѣлъ бы отличить! И однако какой честный и славный человѣкъ!
Уже десять лѣтъ Консейль слѣдовалъ за мною всюду, куда только наука меня увлекала. Отроду я отъ него не слыхалъ ни единой жалобы на продолжительность или на трудность путешествія, никогда онъ не только не отказывался, но даже не возражалъ, куда бы я его ни звалъ, въ Китай, или въ Конго, въ какую угодно даль. Онъ былъ надѣленъ отличнѣйшимъ здоровьемъ, которое устояло противъ всякихъ неудобствъ, перемѣнъ климата и проч. тому подобнаго крѣпкими мускулами, но у него не было и признака нервовъ — само собою разумѣется, не было нервовъ въ нравственномъ отношеніи.
Этому парню было тридцать лѣтъ; возрастъ его относился къ возрасту его господина какъ 15 къ 20. Да простится мнѣ, что я сообщаю этимъ оборотомъ, что мнѣ было сорокъ лѣтъ!
Но у Консейля былъ одинъ недостатокъ: онъ былъ отчаянный формалистъ; онъ не иначе говорилъ со мной, какъ въ третьемъ лицѣ, и величалъ меня „честью“, что подъ часъ сильно меня раздражало.
- ↑ Conseil — совѣтъ.
