Полчаса спустя, путеводимые электричествомъ, мы достигли „Наутилуса“. Наружная дверь была отворена и капитанъ заперъ ее, какъ только мы вошли въ первую комнату; потомъ придавилъ пуговку, насосы внутри судна начали дѣйствовать, вода стала понижаться и чрезъ нѣсколько секундъ комната была совершенно опорожнена. Тогда открылась внутренняя дверь и мы прямо вошли въ уборную.
Тамъ мы сняли пробковыя платья, — и сняли ихъ не безъ труда. Усталый, шатаясь отъ изнеможенія, я добрался до своей комнаты.
— Что это? думалъ я: во снѣ все это было, или на яву?
На слѣдующее утро, 18-го ноября, я совершенно оправился отъ усталости и вышелъ на платформу въ то самое время, когда помощникъ капитана произносилъ свою ежедневную фразу. Тутъ мнѣ пришло на умъ, что фраза эта относится къ состоянію моря, или означаетъ: „Ничего нѣтъ въ виду“.
И дѣйствительно, океанъ представлялъ безбрежную водную пустыню: ни паруса на горизонтѣ; вершины острова Креспо исчезли за ночь. Море, поглощая призматическіе цвѣта, отражало голубые лучи во всѣхъ направленіяхъ и принимало превосходный цвѣтъ индиго. Широкія полосы правильно обрисовывались на струистыхъ волнахъ.
Я любовался величественнымъ видомъ океана, когда показался капитанъ Немо.
Онъ, словно не примѣтилъ меня и принялся за астронономическія наблюденія.
Окончивъ ихъ, онъ облокотился на клѣтку фонаря и глаза его задумчиво устремились на поверхность Океана. Тѣмъ временемъ двадцать матросовъ „Наутилуса“, все люди сильные и хорошо сложенные, вышли на платформу. Они пришли вытаскивать сѣти, которыя были заброшены на ночь. Видно было, что эти моряки принадлежали къ различнымъ націямъ, хотя у всѣхъ былъ Европейскій типъ.
Я безъ труда узналъ Ирландцевъ, Французовъ, нѣсколько Славянъ и одного Грека или Кандіота.
Они были скупы на слова; а если и обращались изрѣдка другъ къ
