ственности! думалъ я. Кто другой рѣшится нырнуть сюда съ топоромъ въ рукахъ расчищать подводныя темныя чащи?
Лѣсъ состоялъ изъ большихъ древовидныхъ растеній, и какъ мы только проникли подъ огромныя арки, меня поразила странное расположенія вѣтвей, какого я еще до сихъ поръ никогда и нигдѣ не примѣчалъ.
Ни одна трава, покрывающая почву, ни одна вѣтвь кустарника не стлалась по землѣ, не сгибалась и не тянулась по горизонтальному направленію. Все стремилось къ поверхности океана.
И волокна, и ежевыя головки — или волчьи бобки, — какъ бы они тонки ни были, держались прямо, будто на желѣзныхъ стебляхъ. Водоросли и ліаны развертывались, строго держась точной перпендикулярной линіи, какъ того требовала плотность стихіи. Я прикасался къ нимъ: они гнулись, но тотчасъ послѣ прикосновенія снова принимали свое неподвижное положеніе. Здѣсь было вертикальное царство!
Скоро я привыкъ къ этому расположенію, равно какъ и къ относительной темнотѣ, которая насъ окружала. Почва была усѣяна острыми камнями, которыхъ трудно было избѣгать. Подводная флора мнѣ показалась довольно полна, даже богаче, чѣмъ у арктическаго или полярнаго пояса, гдѣ ея произведенія не такъ многочисленны, и я невольно смѣшивалъ царства между собою, принимая зоофитовъ за гидрофитовъ, животныхъ за растенія. Да и кто-бы не ошибся? Фауна и флора такъ близко соприкасались въ этомъ подводномъ мірѣ. Я примѣтилъ, что всѣ произведенія растительнаго царства прикрѣплялись къ почвѣ только наружными липкостями. Лишенныя корней, они лѣпились на пескѣ, на раковинѣ, на голышѣ, на костеобразной оболочкѣ, и не требовали жизненныхъ соковъ, а только точки опоры. Все ихъ существованіе заключается въ водѣ: вода ихъ поддерживаетъ и питаетъ. Большая часть изъ нихъ вмѣсто листьевъ имѣетъ пластинки своеобразной формы; эти пластинкп ограничены въ цвѣтахъ и бываютъ только розовыя, красныя, зеленыя, оливковыя, рыжія и каштановыя. Я тутъ увидалъ, но уже не высушенными, какъ обращики на „Наутилусѣ“, вѣероподобную павлиновую падину [1], алую церамію [2]; ламинарію [3] или морскую нить вы-
