Я съ изумленіемъ оглядывалъ изящную залу и просто не вѣрилъ своимъ глазамъ.
— Капитанъ Немо, сказалъ я своему хозяину, который развалился на диванѣ; — вотъ библіотека, такъ библіотека! Она сдѣлала бы честь любому дворцу на материкѣ. Я не могу опомниться отъ удивленія! И эта библіотека слѣдуетъ за вами въ глубь морскую!
— Да, г. профессоръ! Гдѣ найдете вы такое уединеніе, такое безмолвіе? отвѣтилъ мнѣ капитанъ Немо. Въ вашемъ кабинетѣ при парижскомъ музеѣ вѣдь вы не обрѣтете такого спокойствія?
— Нѣтъ, капитанъ не обрѣту. И я, кромѣ того, долженъ прибавить, что кабинетъ при нашемъ музеѣ — кабинетъ очень убогенькій въ сравненьи съ вашимъ. У васъ вѣдь здѣсь шесть или семь тысячь томовъ…
— Двѣнадцать тысячъ, г. Аронаксъ. Книги — это единственныя узы, еще связывающія меня съ землею. Я порѣшилъ съ міромъ въ тотъ день, когда мой „Наутилусъ“ въ первый разъ погрузился въ глубину водъ. Въ этотъ день я купилъ послѣднія книги, послѣднія брошюры, послѣднія газеты и съ тѣхъ поръ я говорю себѣ, что человѣчество ничего новаго не выдумало, ни къ чему не пришло, ничего не написало. Книги мои я предоставляю въ ваше распоряженіе, г. профессоръ, — прошу васъ, не стѣсняйтесь.
Я поблагодарилъ капитана Немо, подошелъ къ шкафамъ и сталъ переглядывать полки.
Тутъ было обиліе всевозможныхъ книгъ, на всѣхъ языкахъ: научныя, нравственныя, философскія, путешествія, романы; только я не могъ отыскать ни одного сочиненія по политической экономіи; казалось, политическая экономія строго воспрещена на бортѣ „Наутилуса“. Я замѣтилъ одно очень любопытное обстоятельсгво: книги на разныхъ языкахъ были перемѣшаны на полкахъ; видно было, что капитану Немо равно знакомы и легки всѣ языки.
Между прочимъ, я тутъ увидалъ лучшія произведенія древнихъ и новыхъ писателей, начиная съ Гомера до Виктора Гюго, съ Ксенофонта до Прудона, съ Рабле до Эркмана-Шатріана. Особенно много было тутъ книгъ ученыхъ. Безпрестанно попадались томы по механикѣ, балистикѣ, гидрографіи, метеорологіи,
