— Гардемаринъ Ашанинъ! Пожалуйте сюда-съ! раздался окрикъ адмирала.
Ашанинъ быстрою походкой направился къ мостику.
— Да бѣгомъ, бѣгомъ-съ, когдавасъ зоветъ адмиралъ! крикнулъ адмиралъ.
Ашанинъ благоразумно рысью взбѣжалъ на мостикъ и, приложивъ руку къ козырьку фуражки, остановился передъ адмираломъ.
Адмиралъ уже отходилъ. Во-первыхъ, катеръ благополучно вернулся, и, во-вторыхъ, самъ смѣлый, онъ любилъ смѣлость. Взглядывая на это раскраснѣвшееся, еще возбужденное лицо Ашанина, на эти еще блестѣвшіе отвагою глаза, адмиралъ словно бы понялъ всѣ тѣ мотивы, которые заставили Ашанина не видать опасности, и не только не гнѣвался, а, напротивъ, въ своей душѣ лихого моряка одобрилъ Ашанина. Вѣдь и самъ онъ въ молодости развѣ не сумасшествовалъ точно такъ же и не выѣзжалъ въ бурную погоду на маленькой шлюпкѣ подъ парусами? Тѣмъ не менѣе онъ считалъ своимъ долгомъ въ качествѣ адмирала «разнести» Ашанина и потому, напуская на себя строгій видъ, проговорилъ:
— Скажите, пожалуйста, вы съ ума, что ли, сошли?
И такъ какъ Ашанинъ не счелъ возможнымъ отвѣчать на такой вопросъ, то адмиралъ продолжалъ:
— Только сумасшедшіе могутъ не брать рифовъ въ такой вѣтеръ... Только безумные молодые люди! Развѣ вы не понимали, какой опасности подвергали и себя и, главное, людей, которые были подъ вашей командой?
Такая постановка обвиненія очень задѣла Ашанина, и онъ съ живостью отвѣтилъ:
— Я не думалъ, ваше превосходительство, чтобы была опасность.
— Не думали?! Что жъ тогда, по вашему, опасность? Когда бы вы въ морѣ очутились, а?...
