съ батюшкой... Что, недовольны? добродушно улыбнулся старшій офицеръ... —Ну, да вѣдь только ночевать. А больше рѣшительно некуда васъ помѣстить... Въ гардемаринской каютѣ нѣтъ мѣста... Вѣдь о вашемъ назначеніи мы узнали только вчера... Ну-съ, очень радъ юному сослуживцу.
И, быстро пожавъ Володѣ руку, онъ понесся на бакъ.
Володя спустился внизъ и, замѣтивъ у каютъ-компаніи вѣстовыхъ, просилъ указать батюшкину каюту.
Одинъ изъ вѣстовыхъ, молодой, бѣлобрысый, мягкотѣлый, съ румяными щеками матросъ, видимо изъ первогодковъ, не потерявшій еще нѣсколько неуклюжей складки недавняго крестьянина, указалъ на одну изъ каютъ въ жилой палубѣ.
Это была очень маленькая каютка, прямо противъ большого машиннаго люка, чистенькая, вся выкрашенная бѣлою краской, съ двумя койками, одна надъ другою, расположенными поперекъ судна, съ привинченнымъ къ полу комодомъ - шифоньеркой, умывальникомъ, двумя складными табуретками и конкеткой для свѣчи, висѣвшей у борта. Иллюминаторъ пропускалъ скудный свѣтъ сѣраго октябрьскаго утра. Пахло сыростью.
Между койками и комодомъ едва можно было повернуться.
— Батюшка еще не пріѣзжалъ?
— Никакъ нѣтъ, ваше благородіе! отвѣчалъ бѣлобрысый вѣстовой и, замѣтивъ, какъ интересуется каютой и подробно ее осматриваетъ Володя, спросилъ:
— Нешто и вы съ попомъ будете жить?
— Да, братецъ.
— Такъ позвольте вамъ доложить, что я назначенъ вѣстовымъ при этой самой каютѣ. Значитъ, и вамъ вѣстовымъ буду.
— Очень радъ. Какъ тебя зовутъ?
— Ворсунькой, ваше благородіе...
