— A вѣдь хорошо Бастрюковъ? Не правда ли?
Онъ не объяснилъ, что именно хорошо, словно бы увѣренный, что Бастрюковъ его пойметъ.
— Еще и какъ-то хорошо, милый баринъ! Просто и нельзя сказать, какъ хорошо! Ишь вѣдь оно выходитъ какое ласковое да привѣтное. Радуйся, молъ, на меня всякая Божья тварь, зла не думай... Пользуйся тепломъ и благодари Господа!
Онъ проговорилъ эти слова съ подкупающею задушевностью человѣка, обладавшаго рѣдкимъ качествомъ —не думать зла.
Помолчавъ, онъ прибавилъ:
— Только на морѣ, баринъ, и увидишь солнышко въ такомъ паратѣ. Сухопутному человѣку такого не увидать.
— Не увидать, согласился Ашанинъ.
— И я такъ полагаю, ваше благородіе, продолжалъ пожилой матроеъ, —что морского званія человѣку Божій свѣтъ наскрозь виднѣе, чѣмъ сухопутному... Только смотри да примѣчай, ежели глаза есть. Чего только не увидишь!
— Это ты вѣрно говоришь!
— А главная причина, что морской человѣкъ Бога завсегда долженъ помнить. Вода не сухая путь. Ты съ ей не шути и о себѣ много не полагай... На сухой пути человѣкъ больше о себѣ полагаетъ, а на водѣ—шалишь! И по моему глупому разсудку выходитъ, милый баринокъ, что который человѣкъ на морѣ бывалъ и имѣетъ въ себѣ понятіе, тотъ безпремѣнно должонъ быть и душой простъ, и къ людямъ жалостливъ, и умомъ разсудливъ, и смѣлость имѣть, одно слово, какъ, примѣрно, нашъ «голубь», Василій Ѳедорычъ, дай Богъ ему здоровья!
— Почему ты такъ думаешь? спросилъ Ашанинъ, нѣсколько удивленный такимъ философскимъ обобщеніемъ.
— А по той причинѣ, добрый баринъ, отвѣчалъ Бастрюковъ, по обыкновенію тихо улыбаясь и лицомъ и глазами, —что на морѣ смерть завсегда на глазахъ. Какой-ни-
