Онъ боялся вѣрить такому счастію. Можетъ-быть, ему такъ кажется, оттого что онъ лежитъ?
И онъ приподнялся на койкѣ, придерживаясь рукой за стойку, чтобъ не стукнуться лбомъ. Койка, словно качели, мечется подъ нимъ, а онъ—ничего... Ни тоски, ни этого сосанія подъ ложечкой, ни этого свинца въ головѣ.
— Неужели?! громко воскликнулъ Ашанинъ.
— Что вы, Владиміръ Николаичъ?.. Али во снѣ... Господь съ вами! проговорилъ слабымъ голосомъ батюшка.
— Простите, батюшка, я васъ разбудилъ?
— Какой сонъ... Не даетъ мнѣ Господь сна-то. Всю ночь мучился... и теперь вотъ... Качка-то какая... Нѣтъ передышки...
— Развѣ вамъ не легче сегодня?
— Ни мало не легче...
— А я, батюшка, такъ нисколько не чувствую качки, точно ея и нѣтъ! съ счастливымъ и радостнымъ чувствомъ говорилъ Ашанинъ. —А вчера-то... Впрочемъ это можетъ- быть пока... а когда встану...
— Который часъ?
— О! уже половина восьмого, а мнѣ съ восьми на вахту.
Ашанинъ вспрыгнулъ съ койки и постоялъ нѣсколько времени, ожидая, что вотъ-вотъ и вся его радость разлетится прахомъ.
Но здоровый крѣпкій организмъ юноши выдержалъ и это испытаніе, и онъ, хотя и не безъ большихъ заботъ о равновѣсіи собственнаго тѣла, сегодня могъ вымыться, причесаться —словомъ, нѣсколько заняться туалетомъ, о которомъ и не думалъ вчера.
— Ишь какой вы счастливецъ! проговорилъ батюшка.
— Вамъ не надо ли чего? Не приказать ли подать чаю?
Но батюшка замахалъ руками.
— Не надо мнѣ ничего... Какой чай... Служитель Божій страждетъ, а вы, словно бы въ издѣвку надъ нимъ, предлагаете чай, когда на свѣтъ Божій тошно смотрѣть... Не
