за турецкую. Однакоже долго-ли, коротко-ли, а утаить правды было нельзя: между Турецкой арміей и Никшичемъ оставалась полоса свободной славянской земли.
Побѣда тяжело досталась славянамъ, они напрягли всѣ свои силы, чуть не до изнеможенія. Взоры ихъ обратились къ Черногоріи и Сербіи, все подвласное Портѣ Сербство взывало о помощи и находило сочувствіе въ сердцахъ свободныхъ Сербовъ. Нерѣшительные князья Черногоріи и Сербіи невольно втягивались въ дѣйствіе, рискуя, въ противномъ случаѣ, потерять всякое расположеніе у славянъ Турціи и даже своихъ подданныхъ; они заключили между собою оборонительный и наступательный союзъ, переговоры о которомъ велись задолго передъ Дужскими битвами безъ всякаго результата.
И въ Россіи эта непосильная, но въ полномъ смыслѣ геройская борьба вольныхъ отрядовъ славянскихъ горцевъ съ хорошо вооруженной и устроенной на европейскій образецъ турецкой арміей, замѣтно взволновала общество; выходка барона Родича оскорбила національное чувство и показала, что Австрія приняла руководительство въ дипломатическомъ заступничествѣ за славянъ съ заднею мыслью потушить славянское волненіе и противудѣйствовать вліянію Россіи на востокѣ. Оказалось необходимымъ разъяснять Европѣ дѣйствительное положеніе дѣлъ и заново роздать роли.
По приглашенію нашего канцлера, князя Горчакова, министры иностранныхъ дѣлъ Россіи, Германіи и Австро-Венгріи собрались въ Берлинъ на конференцію для обсужденія новой программы реформъ въ Турціи. Умѣренная, какъ программа гр. Андраши, они все-таки обнимали болѣе широкую область, такъ какъ въ число турецкихъ провинцій, для которыхъ предполагался новый порядокъ, кромѣ Босніи и Герцеговины, была включена и Болгарія. И кромѣ того послѣдній пунктъ берлинской меморіи предъусматривалъ мѣры понужденія на случай, еслибъ Порта отказалась исполнить предложенныя реформы, или замедлила ихъ осуществленіемъ.
Графъ Андраши неохотно подписался подъ берлинской меморіей; представители Франціи и Италіи одобрили ее, повидимому только изъ вѣжливости и потому, что въ расчеты этихъ двухъ державъ въ то время не входило принимать какое-либо особое положеніе. За то Англія, въ лицѣ своего премьера Дизраели, отвѣтила отказомъ на приглашеніе присоединиться къ представленію берлинской меморіи въ Константинополѣ; истинныя намѣренія Англіи обнаружились воочію, она была на сторонѣ Порты и отстаивала неприкосновенность турецкой имперіи, мало заботясь о томъ, какая участь ожидаетъ славянъ.
Для этой державы турецкое владычество надъ славянами, какъ бы варварски оно не проявлялось, казалось самымъ надежнымъ средствомъ обезпечить себѣ Балканскій полуостровъ, какъ рынокъ для сбыта своихъ мануфактурныхъ произведеній и сохранить въ безопасности Босфоръ и другіе проливы, составлявшіе на югъ главный соединительный путь Россіи съ остальнымъ свѣтомъ.
Эта безопасность нѣсколько страннаго свойства: Россія не имѣетъ сильнаго военнаго флота на Черномъ морѣ и дѣйствительно съ ея стороны Босфоръ находится внѣ опасности; Англія же, какъ самая могущественная морская держа-
за турецкую. Однако же долго ли, коротко ли, а утаить правды было нельзя: между Турецкой армией и Никшичем оставалась полоса свободной славянской земли.
Победа тяжело досталась славянам, они напрягли все свои силы, чуть не до изнеможения. Взоры их обратились к Черногории и Сербии, всё подвластное Порте Сербство взывало о помощи и находило сочувствие в сердцах свободных Сербов. Нерешительные князья Черногории и Сербии невольно втягивались в действие, рискуя, в противном случае, потерять всякое расположение у славян Турции и даже своих подданных; они заключили между собою оборонительный и наступательный союз, переговоры о котором велись задолго перед Дужскими битвами без всякого результата.
И в России эта непосильная, но в полном смысле геройская борьба вольных отрядов славянских горцев с хорошо вооруженной и устроенной на европейский образец турецкой армией, заметно взволновала общество; выходка барона Родича оскорбила национальное чувство и показала, что Австрия приняла руководительство в дипломатическом заступничестве за славян с заднею мыслью потушить славянское волнение и противодействовать влиянию России на востоке. Оказалось необходимым разъяснять Европе действительное положение дел и заново раздать роли.
По приглашению нашего канцлера, князя Горчакова, министры иностранных дел России, Германии и Австро-Венгрии собрались в Берлин на конференцию для обсуждения новой программы реформ в Турции. Умеренная, как программа гр. Андраши, они всё-таки обнимали более широкую область, так как в число турецких провинций, для которых предполагался новый порядок, кроме Боснии и Герцеговины, была включена и Болгария. И кроме того последний пункт берлинской мемории предусматривал меры понуждения на случай, если б Порта отказалась исполнить предложенные реформы, или замедлила их осуществлением.
Граф Андраши неохотно подписался под берлинской меморией; представители Франции и Италии одобрили ее, по-видимому только из вежливости и потому, что в расчеты этих двух держав в то время не входило принимать какое-либо особое положение. Зато Англия, в лице своего премьера Дизраели, ответила отказом на приглашение присоединиться к представлению берлинской мемории в Константинополе; истинные намерения Англии обнаружились воочию, она была на стороне Порты и отстаивала неприкосновенность турецкой империи, мало заботясь о том, какая участь ожидает славян.
Для этой державы турецкое владычество над славянами, как бы варварски оно ни проявлялось, казалось самым надежным средством обеспечить себе Балканский полуостров, как рынок для сбыта своих мануфактурных произведений и сохранить в безопасности Босфор и другие проливы, составлявшие на юг главный соединительный путь России с остальным светом.
Эта безопасность несколько странного свойства: Россия не имеет сильного военного флота на Чёрном море и действительно с её стороны Босфор находится вне опасности; Англия же, как самая могущественная морская держа-
