никакихъ сомнѣній на счетъ рѣшимости возставшихъ побѣдить или умереть. Однако Австро-Венгрія рѣшилась усмирить непокорныхъ. Она поручила это дѣло далматинскому Генералъ-Губернатору Родичу.
Нѣкоторые вожди Герцеговинцевъ пріѣхали къ нему въ Рагузу 20 февраля (4 Марта). Самъ Сербъ по происхожденію, баронъ говорилъ мягко и вкрадчиво; но какъ австрійскій чиновникъ, не поскупился и на угрозы въ случаѣ, если повстанцы не положатъ оружіе. То были слова вопіющаго въ пустынѣ—Герцоговинцы увѣщанія пропустили мимо ушей, а на угрозы, что Австрія начнетъ притѣснять ихъ, не будетъ пропускать военныхъ припасовъ, не дастъ хлѣба семействамъ повстанцевъ, укрывавшимся въ сосѣднихъ славянскихъ провинціяхъ Цислейтаніи и Венгріи, отвѣчали, что онѣ надѣются на Россію, которая не дастъ ихъ женамъ и дѣтямъ умерѣть съ голода. Такой рѣшительный и не совсѣмъ почтительный отказъ отъ благодѣтельныхъ реформъ гр. Андраши, раздражилъ и австрійское и англійское правительства; онъ въ то же время напугалъ ихъ, потому что, какъ недавній протестъ, такъ и послѣднія рѣчи герцоговинскихъ вождей открыли имъ глаза на то, что вопреки Севастопольскому погрому и Парижскому трактату, обаяніе Россіи въ славянскихъ земляхъ не только не уничтожено, а напротивъ окрѣпло и выросло по той самой причинѣ, что дипломатія западныхъ державъ постоянно поддерживала Турцію, а Славянамъ предлагала камень, когда они вопили о хлѣбѣ. Англія свой прежній отвѣтъ повторила въ Константинополѣ.—Дѣло трудное всегда для Англичанъ, когда оно соприкосновенно съ интересами Турціи, или, что одно и тоже, съ ихъ собственными. Англія рѣшила что двинетъ побольше войска турецкаго въ возставшія провинціи и разомъ покончитъ съ славянскимъ движеніемъ; мысль эту и предложила Турціи. Австрія-же приступила къ дѣлу и начала съ того, что усилила по всей границѣ военные кордоны, не пропускала семейства борцовъ за свободу на свою территорію, самихъ-же повстанцевъ, если они искали убѣжища отъ преслѣдовавшихъ ихъ турецкихъ войскъ, стала задерживать.
26 февраля (10 марта) австрійскій патруль арестовалъ одного изъ вождей возстанія, Любобратича, при переходѣ его въ Австрію со всѣмъ его штабомъ и волонтеркой госпожею Маркусъ.
Австрія первая враждебно отнеслась къ славянскому возстанію, хотя въ началѣ мирволила и заискивала даже чего то. Но арестъ Любобратича разомъ озарилъ двусмысленность ея политики.
Съ устъ австрійской дипломатіи не сходили то и дѣло соболѣзнованія относительно участи Славянъ и обѣщанія защитить ихъ отъ турецкаго фанатизма; на дѣлѣ-же Австрія дѣйствовала совершенно по своему. Пока Австрія вѣрила, что Турція сама найдется, управится съ повстанцами, она относилась одинаково дружески и съ врагами и съ друзьями славянъ. Но коль скоро обнаружилось полное безсиліе мусульманъ и славянское волненіе стало возрастать, то Австро-Венгрія стала открыто дѣйствовать за Турцію и накинулась на Герцоговинцевъ съ тылу.
никаких сомнений насчет решимости восставших победить или умереть. Однако Австро-Венгрия решилась усмирить непокорных. Она поручила это дело далматинскому Генерал-Губернатору Родичу.
Некоторые вожди Герцеговинцев приехали к нему в Рагузу 20 февраля (4 Марта). Сам Серб по происхождению, барон говорил мягко и вкрадчиво; но как австрийский чиновник, не поскупился и на угрозы в случае, если повстанцы не положат оружие. То были слова вопиющего в пустыне — Герцоговинцы увещания пропустили мимо ушей, а на угрозы, что Австрия начнет притеснять их, не будет пропускать военных припасов, не даст хлеба семействам повстанцев, укрывавшимся в соседних славянских провинциях Цислейтании и Венгрии, отвечали, что они надеются на Россию, которая не даст их женам и детям умереть с голода. Такой решительный и не совсем почтительный отказ от благодетельных реформ гр. Андраши, раздражил и австрийское и английское правительства; он в то же время напугал их, потому что, как недавний протест, так и последние речи герцоговинских вождей открыли им глаза на то, что вопреки Севастопольскому погрому и Парижскому трактату, обаяние России в славянских землях не только не уничтожено, а напротив окрепло и выросло по той самой причине, что дипломатия западных держав постоянно поддерживала Турцию, а Славянам предлагала камень, когда они вопили о хлебе. Англия свой прежний ответ повторила в Константинополе. — Дело трудное всегда для Англичан, когда оно соприкосновенно с интересами Турции, или, что одно и тоже, с их собственными. Англия решила что двинет побольше войска турецкого в восставшие провинции и разом покончит с славянским движением; мысль эту и предложила Турции. Австрия же приступила к делу и начала с того, что усилила по всей границе военные кордоны, не пропускала семейства борцов за свободу на свою территорию, самих же повстанцев, если они искали убежища от преследовавших их турецких войск, стала задерживать.
26 февраля (10 марта) австрийский патруль арестовал одного из вождей восстания, Любобратича, при переходе его в Австрию со всем его штабом и волонтеркой госпожою Маркус.
Австрия первая враждебно отнеслась к славянскому восстанию, хотя в начале мирволила и заискивала даже чего-то. Но арест Любобратича разом озарил двусмысленность её политики.
С уст австрийской дипломатии не сходили то и дело соболезнования относительно участи Славян и обещания защитить их от турецкого фанатизма; на деле же Австрия действовала совершенно по-своему. Пока Австрия верила, что Турция сама найдется, управится с повстанцами, она относилась одинаково дружески и с врагами и с друзьями славян. Но коль скоро обнаружилось полное бессилие мусульман и славянское волнение стало возрастать, то Австро-Венгрия стала открыто действовать за Турцию и накинулась на Герцоговинцев с тылу.
