сколько напыщенныхъ и къ характеристикѣ его героя не подходящихъ: «я человѣкъ свободный, сынъ свободнаго народа, къ чему же юношей еще, я тяжко скованъ былъ (I. 236)».
Поэма не была доведена даже и до самаго драматическаго момента ― борьбы Оржеховскаго съ епископами, и въ отрывкѣ, который мы имѣемъ, очерчены только два главные противники: Оржеховскій, который, по любви къ Маргаритѣ Хелмской, хочетъ на ней жениться и епископъ Дзядускій, этотъ эпикуреецъ и шутливый царедворецъ, креатура королевы Боны, котораго поэтъ, наперекоръ исторіи, выставляетъ аскетомъ и поборникомъ строгости нравовъ. Мы можемъ догадываться о поводахъ, послужившихъ для отклоненія Кондратовича отъ дальнѣйшей работы надъ Оржеховскимъ, которою онъ занимался въ 1851 году въ Залучьи. Въ этомъ году Кондратовичъ два раза ѣздилъ въ Вильно ― въ январѣ и въ сентябрѣ. При первомъ посѣщеніи города, онъ познакомился съ поэтомъ, державшимся совершенно иного направленія, а именно съ Эдвардомъ Желиговскимъ, послѣдователемъ школы мистицизма и титаническихъ порывовъ, который въ то время работалъ надъ поэмою «Монахи» (Крашевскій, отзывается о ней такъ: «стихи прекрасные, но мысль ядовитая», стр. 44). Когда Кондратовичъ пріѣхалъ въ Вильно въ сентябрѣ, то Желиговскій былъ уже перемѣщенъ въ Петрозаводскъ, а поэма его получила окончательно такое названіе: «Онъ, она и они». Отрывки ея Кондратовичъ прислалъ въ «Athenaeum», прибавивъ, что въ общей совокупности, она ему не нравится (51). Это было нѣчто въ родѣ продолженія «Монахомахіи» Красицкаго, но продолженiя уже не въ добродушномъ тонѣ сатирика-епископа, а человѣка исполненнаго желчи. Темою служила любовь монаха, и поэма прямо и сильно била въ самое учрежденіе безбрачія лицъ духовныхъ. Это совсѣмъ не соотвѣтствовало настроенію Кондратовича; правда, онъ также избралъ въ Оржеховскомъ тему аналогичную, но вовсе безъ намѣренія выводить изъ нея какія либо практиче-
