моральнаго воздѣйствія, на которую опирался Збигнѣвъ Олесницкій.
Эти двѣ силы по духу того времени связывали могучій геній Витовта Великаго и сдерживали его отъ рѣшительнаго отпора польскихъ притязаній.
Поэтому не во внѣшнихъ препятствіяхъ, которыхъ Витовту Великому нечего было опасаться, а въ духовной его структурѣ и въ духовныхъ переживаніяхъ нужно искать причины того, почему Витовтъ Великій сдѣлалъ съ Польшей не все. Онъ былъ истиннымъ сыномъ благороднѣйшаго рыцаря Кестута не только по плоти, но и по духу. Отвага и скромность иногда уживаются между собою. Кестутъ добровольно уступаетъ великокняженіе старшему брату Ольгерду. Витовтъ, не смотря на вѣроломство Ягайлы, считается съ нимъ, какъ со старшимъ братомъ и съ негодованіемъ отвергаетъ предложеніе поляковъ взять при жизни Ягайлы польскую корону. Во вторыхъ, Витовта связывала та новая моральная сила, которой такъ пользовался Збигнѣвъ Олесницкій. Литовскіе бояре раздѣлены были на двѣ категоріи: со всѣми правами и безъ правъ. Виговтъ стоялъ между двухъ теченій. Сознаніе государственныхъ интересовъ влекло его на путь вѣротерпимости, но вѣротерпимость его была не подуху боярамъ католикамъ, разстраивала планы поляковъ и ставила въ подозрѣніе католическую твердость его самого. По необходимости приходилось дѣйствовать съ особой осторожностью и при томъ полумѣрами. Поэтому-то и получается такое странное противорѣчіе въ оцѣнкѣ національно-политической дѣятельности Витовта Великаго. Нѣкоторые польскіе историки, напримѣръ, Prochazka (въ „Ostatnie lata Witolda"), говоритъ, что „Витовтъ избѣгалъ даже мысли объ отдѣленіи Литвы отъ Польши", а напротивъ, русскіе и нѣмецкіе историки говорятъ, что вся дѣятельность Великаго Князя Витовта направлена была къ этой цѣли".
Витовтъ Великій выявилъ глубокое разумѣніе Литовской національной идеи и съумѣлъ настолько объединить всѣ народности Великаго Княжества, что всѣ считали Витовта „своимъ". Каро говоритъ, что „Витовта считали своимъ и католики и православные, язычники-же думали, что
